Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 63.pdf/320

в переписке, и послан теперь, как проба, чтобы узнать, как отнесется к их учению правительство, а в ноябре вот придут все и тогда не будет офицеров и начальников, а все будут равны. На основании всего вышеизложенного он, Степанов, не признавая возможным оставить далее Залюбовского среди людей батареи, арестовал его и просит распоряжения сдать его в комендантское управление. Комендантское управление посадило брата на гауптвахту в общую камеру и начало также доискиваться — не социалист ли он. Опять его отправили в жандармское управление, которое опять ответило, что не нашло в словах и действиях ничего опасного для государственного строя и потому он, Залюбовский не должен вовсе содержаться под арестом, а только под наблюдением. Характерно, между прочим, в этом ответе поставление на вид жандармским полковником, что Залюбовский здесь не получал никакой пищи и потому ничего не ел. Комендант сделал распоряжение отправить его в свою часть в г. Кишинев, где в конце июня и была получена вся эта переписка (батарея уже вернулась из Николаева). Но вследствие милой маленькой ошибки начальства отправили брата не обыкновенным этапом, а при открытом попутном листе, с партией арестантов, беглых каторжников в оковах, бродяг и пр., так что прибыл он в Кишинев только через месяц. Что он тут вынес и чего насмотрелся я не стану описывать, скажу только, что к прискорбию и моему недоумению, все, описанное Достоевским в его записках совершается и теперь и не только там, в далекой Сибири, но и здесь, в Европейской цивилизованной России. Просто волосы дыбом становились, когда я слушал рассказы брата, до какого зверства, до какой бесчеловечности доходят там начальствующие человеки. Между тем дело побывало уже в окружном штабе и оттуда было прислано в бригаду предписание произвести дознание по обвинению Залюбовского в отказывании от присяги, и рапортом капитана Степанова командир бригады назначил для этого поручика Вороновского, человека прекрасного и знакомого со всеми последними вашими произведениями. Но Степанов умудрился произвести дознание у себя в батарее при посредстве своего брата, подпоручика той же батареи. Дознание это вышло крайне неполное, потому что были спрошены почти только одни назначенные следить за братом, притом самые то показания записаны были в том же нелепом виде, как они и делались и как капитан Степанов написал в своем нелепом рапорте. Напр, там было: говорил глупые слова, что Христос не Христос, богородица не богородица, что их много и прочее. Но было и следующее: хоть и пойдет в караул, но оружия употреблять не станет, а только скажет, что нельзя ходить; на расспросы отвечал неохотно и говорил, что, что я тебе буду говорить, когда ты всё равно ничего не понимаешь и проч. Как ни печально было, что это дознание всё-таки пошло в окружной штаб, но там сказано, что из него всё-таки видно, что утопического распространения своих идей в среде солдат брат не производил и что это дело его религии и его совести не подсудное никаким судам; ближайшее же знакомство с личностью брата и его идеями может дать его собственное показание, это показание с брата снималось уже в Кишиневе Вороновским, тотчас по прибытии его из Николаева. Вот краткое содержание этого показания. Обвиняемый, считая себя христианином,

304