меня чем-то таким, чего есть я был не в состоянии. Мне угрожали сумасшедшей рубашкой и довели наконец до того, что я смирился и стал просить, чтоб меня выпустили, заранее согласившись на всё. Мою участь немного облегчили, но всё еще считали меня больным. Наконец отдали меня на руки моим родителям, которых также уверили, что я болен. Меня отвезли в деревню, но и тамошняя жизнь, почти в одиночестве, показалась мне не менее тяжелою....и так я промаялся до возвращения моего в гимназию, где мне сохранили вакансию» (АТБ).
2 Медведский — товарищ Грибовского по гимназии.
1885 г. Апреля 5—10? Москва.
Леонидъ Егоровичъ!
Я совсѣмъ не согласенъ съ вашимъ письмомъ. Нетолько не согласенъ, но правду скажу, оно меня огорчило. Вы въ немъ отстаиваете себя.1 Я 40 лѣтъ работалъ надъ собой, чтобы изъ тумана философскихъ воззрѣній и религіозныхъ ощущеній выработать ясные и определенные взгляды на явленія жизни — моей самой близкой, ежедневной моей жизни для того, чтобы знать, что хорошо и что дурно. А вы хотите меня увѣрить, что гораздо выгоднѣе напустить опять того тумана, отъ к[отораго] я 40 лѣтъ освобождался, — тумана философіи и любви вообще, возвышенной хрiст[iанской] любви для того, чтобы не видать опять различія между добрымъ и злымъ, и спокойно пользоваться трудами другихъ людей, ѣсть плоть и кровь людей, утѣшаясь возвышенными словами. Иѣтъ, это не годится. — Если христіанское ученіе и любовь (которую я ненавижу, п[отому] ч[то] это стало фарисейскимъ словомъ) ведетъ къ тому, чтобы спокойно курить папиросы и ѣздить въ концерты и театры, и спорить о Спенсерѣ и Гегелѣ, то пропади оно совсѣмъ такое ученіе и такая любовь. Я лучше возьму буржуазную мораль, та, по крайней мѣрѣ, безъ фарисейства. Оно хуже всего. — Простите за рѣзкость.
Печатается по автографу, хранящемуся в AЧ. Публикуется впервые. Письмо Л. Е. Оболенского, на которое отвечает Толстой, неизвестно. О нем есть намек в письме В. Г. Черткова к Толстому от 13 марта 1885 г., где читаем: «Оболенский написал вам письмо и спрашивает меня послать ли его, или нет. Не зная вас коротко, он боялся, не огорчит ли или рассердит вас его откровенный отзыв. Я внимательно прочел письмо, и оно мне очень, очень понравилось. Вы знаете, что я
