1879 г. Августа 30...31. Я. П.
Дорогой Афанасий Афанасьевич.
Разумеется, я опять виноват перед вами,1 но, разумеется, не от недостатка любви к вам и памяти о вас. Мы с Страховым то и дело говорили про вас: судили и рядили, как мы все судим друг о друге и как дай бог, чтобы обо мне судили. Страхов очень доволен пребыванием у вас и еще больше вашим переводом.2 На задирающие пункты вашего письма об убийстве Г. Энгиенского3 не буду отвечать, потому что думаю, что вы неправы и знаете это лучше меня. Мне удалось вам рекомендовать чтение 1001 ночи и Паскаля: и то и другое вам не то что понравилось, а пришлось по вас; теперь имею предложить книгу, которую еще никто не читал и я на днях прочел в первый раз и продолжаю читать и ахать от радости; надеюсь, что и эта придется вам по сердцу — тем более, что имеет много общего с Шопенгауером, это Саломона Притчи, Эклезиаст и Книга премудрости.4 Новее этого трудно что-нибудь прочесть; но если будете читать, то читайте по-славянски. У меня есть новый русский перевод. Перевод этот (совестно называть это переводом) интересен тем, что показывает очевидно беспутность, невежество и наглость наших попов. Английский перевод также дурен. Если бы у вас был греческий, вы бы увидали, чтó это такое. Поклонитесь от меня Пете Борисову и посоветуйте ему от меня почитать по-гречески и сличить с переводами. — Я сейчас ходил гулять и думал о Пете. Не знаю, чему ему надо еще учиться, но знаю, что с его знаниями я могу на выбор предложить ему дела четыре такие, на которые нужно посвятить жизнь, и успех, хотя неполный, заслужит навеки благодарность всякого русского, пока будут русские. —
У нас после приезда Страхова были гость на госте, театр и дым коромыслом. 34 простыни были в ходу для гостей, и обедало 30 человек, и всё сошло благополучно и всем, и мне в том числе, было весело. —
Наш душевный привет Марье Петровне.
Когда есть надежда увидеть вас и как ваше здоровье.
