Лукашка вошелъ въ избу, повѣсилъ на деревянный гвоздь оружiе и черкеску. Въ одномъ бешметѣ еще замѣтнѣе стала широкая кость его сложенья. Онъ досталъ лепешку и, пережовывая, подошелъ къ лежавшему казаку.
«Дай испить, дядя», сказалъ онъ, толкая его: «глотка засохла».
Казакъ видно не хотѣлъ давать.
Ну!.. сказалъ Лукашка, хмурясь.
«Ужъ нечто для тебя», сказалъ казакъ, продирая глаза. «Нацѣди чапуру, Богъ съ тобой, я говорю, не жалѣю!»
— «Спаси Христосъ, что не пожалѣлъ», сказалъ Лукашка, утирая широкiя скулы и выходя изъ двери.
— «И жаль было, да малый хорошъ», проговорилъ казакъ и опять легъ: «малый, я говорю, хорошъ».
— «Пойти пружки[1] поставить», сказалъ Лука: «время хорошо». Захвативъ бичевку, онъ съ дядей Ерошкой пошелъ на поляну.
— «Не ходи безъ ружья, убьютъ!» крикнулъ ему урядникъ.
Лукашка не отвѣтилъ и въ лѣсу скоро послышался его голосъ. Онъ ходилъ, отыскивая фазаньи тропки и разставляя на нихъ пружки, и пѣлъ про короля Литву.
Сиротинушка, сиротинушка добрый молодецъ, |
- ↑ Силки, которые ставятъ для ловли фазановъ.