Ерошки пѣсню. Пѣсня говорила про стариннаго джигита казака, который ушелъ въ дальнія горы и тужитъ по своей родинѣ и по своей душенькѣ, которая за другого вышла замужъ. — Онъ прошелъ нѣсколько разъ мимо Марьянкинаго дома и въ темнотѣ слышалъ ея голосъ, говорившій съ матерью. Нѣсколько молодыхъ казаковъ присоединились къ пѣвцамъ и, взявшись за руки, долго въ лунномъ свѣтѣ ходили по станицѣ. — Заря совсѣмъ потухла. Полная луна свѣтло и высоко вошла на небо. Зажглись частыя звѣзды. Кое-гдѣ уже видны были только огни въ окнахъ. На всѣхъ дворахъ курились кизяки и около нихъ, спасаясь отъ комаровъ, пыхтѣла и поворачивалась бѣлѣющая скотина. Кое гдѣ въ избушкахъ слышалось заунывное пьяное пѣнье загулявшихъ казаковъ. Съ Терека несло свѣжестью и сильнымъ крѣпкимъ лѣснымъ запахомъ. Стройныя раины садовъ и камышевыя крыши хатъ поднимались въ ясное небо и ихъ черныя тѣни отчетливо ложились на сухой дорогѣ. Вдалекѣ чернѣли сады и лѣсъ. Иногда пѣсня казаковъ замолкала и слышался звонъ лягушекъ съ воды и слабые ночные звуки укладывающагося народа и шаги казаковъ въ тихой станицѣ. Потомъ снова заливались молодые веселые голоса и изо всѣхъ счастливо, бойко, дрожа звенѣлъ сильный голосъ разгулявшагося Кирки. —
Въ слѣдующее воскресенье дядя Ерошка сдержалъ свое слово. Онъ надѣлъ новый бешметъ и утромъ, еще не пьяный, пошелъ къ старику Илясу сватать Марьяну за своего сосѣда и роднаго Кирку. Старики усѣлись за столъ, баба принесла имъ вина и вышла подслушивать за дверью. Поговорили о временахъ, которыя будто и по урожаю и по нравственности людей все становились хуже и хуже. Дядя Ерошка, помолчавъ немного, всталъ и поклонился.
— Я къ тебѣ по дѣлу пришелъ, дѣдука Илясъ, сказалъ онъ, у тебя товаръ, у насъ купецъ — и онъ съ медлительной важностью въ движеніяхъ и рѣчи передалъ просьбу казака. Вообще Ерошка теперь былъ совсѣмъ другимъ человѣкомъ, чѣмъ въ праздникъ вечеромъ. Онъ былъ важно краснорѣчивъ и торжествененъ. — Онъ двигался медленно, говорилъ мѣрно и складно и большей частью божественно. Старуха, не смѣя принять участія въ бесѣдѣ стариковъ, только неодобрительно вздыхала за дверью на слова дяди Ерошки. Однако старикъ Илясъ, не перебивая, выслушалъ рѣчь дяди Ерошки, тоже всталъ, отблагодарилъ за честь и отвѣтилъ, что онъ за богатствомъ не гонится, что дочь его дѣвка взрослая и сама можетъ судить. Коли ей любъ женихъ, то можетъ идти замужъ и за Кирку. Но онъ прибавилъ, что время терпитъ и что хотя онъ ничего не знаетъ
