Кирка ожидалъ Марьяну въ садахъ, на одной изъ такихъ канавъ. — Съ обѣихъ сторонъ 4-хъ аршинной канавы, въ которой быстро текла поднимающаяся изъ Терека холодная, мутно желтая вода, росли старыя груши, кизиль, яблони, карагачъ, дикiй виноградъ и ежевичникъ, которые одинъ сверху, другой снизу, оплетали всѣ эти деревья, составляя изъ нихъ непроходимую сплошную темнозеленую массу. Кое гдѣ только оставались небольшiя полянки, на которыхъ по наплывшему песку плелись вьющiяся растенiя. Было самое сочное время весны на Кавказѣ, гуща была непроходима, свѣжа и росиста. Надъ канавой вились мирiады комаровъ, въ чащахъ терновника и виноградника укладывались птицы, кричали фазаны, лягушки звенѣли, какая то любовная жизнь слышалась отовсюду, запахъ воды и одурѣвающей южной ночной растительности. Мѣсяцъ, прорываясь сквозь чащу, кое гдѣ клалъ свои свѣтлыя пятна, освѣщая бѣлую спину коровы, и клалъ черныя тѣни. Скотина, нетерпѣливо отмахиваясь хвостомъ отъ нуды и треща между терновниками, перебирала траву. Марьяна, подобравъ рубаху и высоко шагая по бурьяну, забѣгала ей отъ лѣса. — Поровнявшись съ грушей, она прiостановилась и внимательно стала вглядываться въ черную фигуру парня. —
Горячая кровь все сильнѣе и сильнѣе приливала къ головѣ и стучала въ сердцѣ Кирки. Онъ задыхаясь ожидалъ, что дѣвка пройдетъ мимо него и хотѣлъ броситься къ ней, но Марьяна остановилась и, спокойно подходя къ грушѣ мѣрными шагами, твердымъ голосомъ окликнула его.
— Это я, ничего, нянюка, сказалъ казакъ тихо, нерѣшительно выходя изъ тѣни и обдергивая черкеску.—Что, корову ищешь?
— Вишь чортъ проклятой, я думала абрекъ, напугалъ меня, сказала Марьянка и остановившись звонко засмѣялась чему то и стала шаркать по травѣ хворостиной. — Чего тутъ крадешься? —
Кирка молча подходилъ все ближе и ближе. — Марьянушка, сказалъ онъ дрожащимъ голосомъ, что я тебѣ сказать хочу. — Право. Что жъ, все одно... и онъ взялъ ее за плечо. —
— Вишь разговоры нашелъ по ночамъ, сказала Марьяна; — корова уйдетъ. Псё! псё! и легко и весело прыгая и смѣясь чему то, забѣжала въ кусты, остановила корову и тихо пошла къ станице. Кирка шелъ подлѣ нея молча. Марьяна вдругъ оглянулась и остановилась передъ нимъ: Ну что сказать хотѣлъ? Полуночникъ! и она опять засмѣялась. —
— Да что сказать хотѣлъ, отвѣчалъ Кирка, задыхаясь отъ волненiя. Что мнѣ сказать? ты сама все знаешь, нянюка; и ты надо мной не смѣйся, ей Богу, не смѣйся, потому что, ежели конечно твоя мамука по бѣдности моей согласья не дастъ, что-жъ все одно, ежели ты какъ прежде; а я, ей Богу, ужъ такъ тебя люблю, что, ей Богу, ну вотъ — дѣлай со мной, что хочешь. Только ты захоти, а то все одно. —
