Бога за мягкость наказанія, ко[торо]е я несу за всѣ грѣхи моей молодости и главный грѣхъ, половой нечистоты при брачномъ соединеніи съ чистой дѣвушкой. По дѣломъ тебѣ, пакостный развратникъ. Можно только быть благодарнымъ за мягкость наказанія. И какъ много легче нести наказаніе, когда знаешь за что. Не чувствуешь тяготы. Ѣздилъ съ Булг[аковымъ] верхомъ далеко. Усталъ. Сонъ, обѣдъ. Голденв[ейзеръ], Ч[ертковъ]. Тяжелое настроеніе. С[офья] [Андреевна] не дурна. Голд[енвейзеръ] прекрасно игралъ. Гроза.
17 Іюля. Мало спалъ. Проводилъ милую Танечк[у]. Ходилъ гулять. Вернувшись, ничего не могъ дѣлать. Читалъ письма и Паскаля. Съ Львомъ вчера разговоръ и нынче онъ объяснилъ мнѣ, что я виноватъ. Надо молчать и стараться не имѣть недобраго чувства. Саша уѣхала въ Тулу. Теперь 12 часовъ. Оч[ень], оч[ень] слабъ, ничего не работалъ. Читалъ чуднаго Паскаля. Потомъ ѣздилъ къ Ч[ерткову.] Довольно хорошо обошлось. Вечеръ и обѣдъ скучно. Голд[енвейзеръ]. Посидѣлъ у Саши пріятно.
18 Іюл. E. б. ж.
[18 июля.] Живъ, но плохъ. Все таже слабость. Ничего не работаю, кромѣ ничтожныхъ писемъ и чтенія Паскаля. С[офья] А[ндреевна] опять взволнована. «Я измѣнилъ ей и оттого скрываю дневники». И потомъ жалѣетъ, что мучаетъ меня. Неукротимая ненависть къ Чер[ткову]. Къ Левѣ чувствую непреодолимое отдаленіе. И скажу ему, постараюсь любя, son fait.[1] Былъ господинъ писатель тяжелый. Ѣздилъ въ Тихвинское. Оч[ень] усталъ. Вечеромъ б[ыли] Голд[енвейзеръ] и Черт[ковъ], и С[офья] А[ндреевна] готова б[ыла] выйти изъ себя. Ложусь спать.
19 Іюля. Спалъ порядочно, но оч[ень] слабъ, перебои. Писалъ ядовитую статью въ Конгрессъ мира, письма. С[офья] А[ндреевна] съ утра лучше, но къ вечеру съ пріѣздомъ докторовъ хуже. Саша тѣломъ нехороша: и кашляетъ, и насморкъ. Больше писать нечего. Ложусь, 12-й часъ. Записать важное о дѣвушкахъ. Да, ѣздилъ къ милымъ людямъ въ Овсяннико[во].
20 Іюля. Оч[ень] дурно себя чувствую. Сидѣлъ на лавочкѣ въ елочкахъ, писалъ письмо Ч[ерткову]. Пришли доктора.
- ↑ [сущность его поведения.]
