и ничего не делал. На душе недурно. Отложил отъезд. Как нарочно, вчера играла со мной в карты воспитанница Сухотина, директриса гимназии, с белыми руками, сытая, хорошая, выхоленная — крестьянская сирота, к[оторой] дали образование...
Нынче встал рано, слаб, но хочу все-таки поехать.
Записано что-то, чего не могу ни разобрать, ни вспомнить.
5 Июля [Я. П.]
Поехал 3-го, как решил. Был у милого Абрикосова. Таня провожала до Мценска. Поехал в 3-м классе, и оч[ень] приятно — жандарм и переселенцы. Те люди, с к[оторыми] обращаются, как с скотиной, а к[оторые] одни делают жизнь и историю (если она кому-нибудь интересна). Дома хорошо. Саша всё такая же и хорошая. — Вчера, 4. Читал кучу писем. — Есть хорошие. Ездил к Гале проститься. Писал О Науке немного. После обеда пришел мил[ый] Николаев. Хорошо говорили, и поправил по его совету места в «Неизб[ежном] Пер[евороте]». Здоровье не дурно. На душе оч[ень] хорошо. Хочет[ся] обращаться к Богу, и все не наход[ил] обращения. Нашел наилучшее: благодарю, благодарю и благодарю за великое благо жизни. Проснулся в 5 и много думал обо всем — что и плохо. Записать:
1) Самый трудный, критический возраст — это когда человек перестает телесно расти, сильнеть... я думаю, около 35 лет. Развитие, рост тела кончается, и должно начинаться развитие, рост духовный. Большей частью люди не понимают этого и продолжают заботу о росте телесном, и ложное взятое направление бывает губительно.
2) Не могу не удивляться, зачем Бог избрал такую гадину, как я, чтобы через нее говорить людям.
8 Июля.
Третьего дня, 6-го. Не помню, кажется, поправлял немного о Науке. Ходил по саду. Ничего больше не помню. На душе хуже. Но не падаю. Ив[ан] Ив[анович] милый б[ыл], хорошо говорили. Вчера совсем ничего или почти ничего не писал. Ездил к М[арье] А[лександровне]. Олсуфьевы. Вечером Андрей. Мало борюсь с отвращением к нему. Хочу и буду бороться. Соня больна рукою. Олс[уфьевы] и Маша приятны. Читал Маше о науке.