Какъ на ней видно весь ужасъ тѣлолюбія, себялюбія, доведеннаго до потери обязательности духовной. Ужасно и для другихъ и для нея. Жалѣть надо. Попытаюсь получше [?][1] написать — говорить нельзя.
Это объ ней. А о себѣ забываю. Я плохъ, очень плохъ. Не могъ вчера не думать о себѣ, объ отвратительномъ себѣ.
Да, я — тѣло — это такой отвратительный нужникъ — только сними, пріоткрой крышку духовности, и смрадъ и мерзость.
Постараюсь нынче жить для души.
А о спаржѣ она права. Учись жить.
9 Іюля.
Думаю написать ей письмо. Недобраго чувства, слава Богу — нѣтъ. Одно все мучительнѣе и мучительнѣе: неправда безумной роскоши среди недолжной нищеты, нужды, среди которыхъ я живу. Все дѣлается хуже и хуже, тяжелѣе и тяжелѣе. Не могу забыть, не видѣть.
Всѣ пишутъ мою біографію — да и всѣ біографіи — о моемъ отношеніи къ 7-ой заповѣди ничего не будетъ. Не будетъ вся ужасная грязь рукоблудія и хуже, съ 13, 14 лѣтъ и до 15, 16 (не помню, когда начался развратъ въ распутныхъ домахъ). И такъ до связи съ крестьянкой Акс. — она жива. Потомъ женитьба, въ которой опять, хотя я и ни разу не измѣнилъ женѣ, похоть по отношенію жены скверная, преступная. Этого ничего не будетъ и не бываетъ въ біографіяхъ. А это очень важно, и очень важно какъ наиболѣе сознаваемый мной, по крайней мѣрѣ, порокъ, болѣе другихъ заставляющій опомниться.
14 Іюля.
Все очень тяжело несу, переношу несчастный характеръ Сони. Эгоизмъ, исключающiй все, что не я, доходящій до комизма, тщеславіе, самодовольство, всезнайство, осужденіе всѣхъ,
- ↑ В подлиннике (копии рукой В. Г. Черткова) над этим словом его же рукой надписано: послѣ (?)
