другаго никто сдѣлать не можетъ), для того, чтобы достигнуть своей цѣли, долженъ спустить плечо коромысла матерьяльн[ыхъ] благъ того человѣка, к[отор]ому онъ хочетъ сдѣлать зло. Для этого онъ долженъ спустить свою точку опоры. Такъ что, спустивъ матерьяльн[ое] плечо коромысла того человѣка, к[отор]ому онъ хочетъ сдѣлать зло, онъ поднимаетъ его духовную силу и не вредитъ ему, себѣ же вредитъ, спускаясь на низшую степень міросозерцанія.[1]
И потому жалѣемъ мы безсознательно не тѣхъ, кому[2] хотятъ дѣлать зло, a тѣхъ, к[оторые] хотятъ этого.
Въ сущности, всѣ вѣрующіе въ добраго Бога не могутъ не вѣрить въ то, что въ мірѣ нѣтъ зла, и, главное, что ни одинъ человѣкъ не можетъ сдѣлать зла другому. Я не могъ бы ни вѣрить въ Бога, ни жить въ такомъ мірѣ, гдѣ Неронъ, Екатерина, глупый Никол[ай] могутъ дѣлать несчастія людей. Этого не можетъ быть. А если есть, то нѣтъ[3] ни разума, ни Бога. —
Но скажутъ: мы видимъ людей, кот[орымъ] несчастія матер[ьяльныя] не придаютъ никакого духовнаго блага, напротивъ, они еще больше раздражаются и теряютъ послѣднія духовныя блага. Я думаю, что это неправда и что намъ только кажется, п[отому] ч[то] мы не знаемъ того, что происходитъ въ душахъ этихъ людей; не знаемъ того, что б[ыло] прежде несчастій въ ихъ душахъ, не можемъ себѣ представить того мрака, въ к[оторомъ] жила эта душа. Что бы ни говорилъ человѣкъ, пораженный несчастіемъ, всякое матерьяльное зло заставляетъ человѣка спокойнѣе, довѣрчивѣе, разумнѣе отнестись къ неизбѣжной смерти.
3) Третьяго дня ночью испыталъ сиротливое чувство, сознавъ себя удаленнымъ отъ Бога, съ прерваннымъ съ Нимъ общеніе[мъ]. Ему не нужно. А я не могу безъ Него. Какъ ни глупо, неосновательно, младенческо мое отношеніе къ Нему, а оно нужно мнѣ. Нужно на извѣстной глубинѣ или высотѣ сознанія.
