Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 54.pdf/471

Эта страница не была вычитана

раньше, чем передавать это людям-братьям. Всё, решительно всё, чтò сопряжено по отношению к правительству с получением разрешения и ведением подцензурного журнала — представляет ряд раболепных, подлых поступков, для которых приходится потерять свое человеческое достоинство и становиться добровольным подхалимом, прислуживающим лицемерно тому самому началу, которое в душе ненавидишь и презираешь. Одна мысль о том, что ваше, или чье-либо из наших единомышленных, писание будет писаться, имея в виду цензуру, затем будет раболепно относиться в ту клоаку, которая называется цензурным ведомством, с тем, чтобы там указали чтò можно и чего нельзя из этого писания печатать, затем будет преступно печататься сообразно с этими указаниями, — одна мысль о том, что ваше литературное участие могло быть связано с изданием, сознательно обязавшимся подчиняться правительственным требованиям и печатать только то, чтó правительство признает для себя безвредным, — одна эта мысль внушает мне чувство позора и возмущения». Еще Чертков писал: «...когда вы и люди, близкие к вам, без всякой необходимости и желая только совершить доброе дело, пускаются в такую проституцию, то... получается вопиющий скандал и страшный соблазн. Ведь, делая это, вы на деле разрушаете всё то, что проповедуете про неподчинение правительству и сохранение своей нравственной независимости и человеческого достоинства...» В заключение он пишет: «...И пусть не говорят участвующие в таких делах, как мне говорили некоторые, что они не ответственны за самый характер дела, что «я доставляю только средства» или «я пишу только внутренние обозрения, сношения с правительством веду не я, а ведет редактор» и т. д. Это значит только к поступку скверному самому по себе прибавлять еще лицемерие, или в лучшем случае — самообман. Человек, признающий какие-либо нравственные принципы, не может ни в какой роли, хотя бы самой отдаленной и косвенной, принимать участие в содержании дома терпимости; а участвовать в подцензурной организации настолько же еще хуже участия в доме терпимости, насколько душевная проституция хуже, отвратительнее и пагубнее, нежели физическая». Дальше Чертков ссылается на свой опыт периода сношений с цензурным ведомством (в связи с издательством «Посредник») и заканчивает: «Простите меня, дорогой друг Лев Николаевич, если я здесь что-нибудь высказал слишком резко. Но вы знаете, что откровенность моя и бесцеремонность моих выражений истекает единственно из моего безграничного доверия к вам и сознания нашей духовной близости друг к другу». В ответном письме В. Г. Черткову Толстой писал (18 января 1901): «Давно получил ваше длинное письмо с обличением в попытке подцензурного издания. Я так люблю обличения себя, что читал ваше письмо, совершенно соглашаясь с ним, и чувствовал свою неправоту и не только не испытывал неприятного чувства, но напротив — и любовь и благодарность к вам. Потом, обдумывая, менее соглашался с вами: очень меня подкупало то, что это побуждало бы меня писать художественные вещи, которые я без этого не буду писать, и то, что огромный материал этического характера вещей, получаемых мною,

453