2)[1]Многія истины, какъ н[а] п[римѣръ], о томъ, что смыслъ жизни только въ служеніи Богу, или просто то, что есть смерть или что все движеніе человѣчества основано на движеніи религіи, — всѣ эти истины кажутся сначала только отвлеченными разсужденіями, не имѣющими связи съ жизнью и какъ бы мало вѣроятными; но проходитъ время, и они все становятся не только болѣе вѣроятными, но несомнѣнными, едиными истинными и нужными, и такими,[2] к[оторымъ] нельзя не вѣрить и по которымъ надо жить.
3) Смерть, казавшаяся невѣроятно[й], становится все болѣе и болѣе вѣроятной, и не только вѣроятной, но несомнѣнной.
4) Видѣлъ во снѣ типъ старика, кот[орый] у меня предвосхитилъ Чеховъ. Старикъ былъ тѣмъ особенно хорошъ, что онъ былъ почти святой, а между тѣмъ пьющ[ій] и ругатель. Я въ первый разъ ясно понялъ ту силу, к[акую] пріобрѣтаютъ типы отъ смѣло накладываемыхъ тѣней. Сдѣлаю это на Х[аджи] М[уратѣ] и М[арьѣ] Д[митріевнѣ].
5) Статья Герье, въ к[оторой] онъ прямо говоритъ о томъ, что церковь[3] явилась какъ отвѣтъ на требованіе установленія единства вѣры.
6) Вѣра настоящая есть признаніе существованія предмета непостижимаго, недоступнаго ограниченному разуму: Богъ, духъ, вѣчная жизнь. И эта вѣра всегда есть у всѣхъ людей, хоть та вѣра, что не надо искать вѣры. Тамъ, гдѣ останавливается разумъ, то мѣсто, къ к[оторому] онъ привелъ и дальше к[отораго] итти не можетъ, и есть эта истинная вѣра, совсѣмъ другое, чѣмъ довѣріе.
7) Думалъ о требованіяхъ народа и пришелъ къ мысли, что главное собственно[сть] земли; что если бы было установлено отсутствіе собственности земли, а принадлежность ея тому, кто ее обрабатываетъ, то это б[ыло] бы самымъ прочнымъ обезпеченіемъ свободы. Болѣе прочнымъ, чѣмъ habeas corpus. Вѣдь и habeas corpus не есть физич[еское] обезпеченіе, а только нравственное, то, что челов[ѣкъ] чувствуетъ себя вправѣ защищать
