себялюбие и всё, что вытекает из него — злобу, корысть, насилие и пр. — любовью и всем тем, что вытекает из нее: разумностью, смирением, милосердием и пр. Как колеса машины нельзя повернуть силой, они все связаны с шестернями и др[угими] колесами, а пустить и не пустить пар, к[оторый] задвигает их легко, так точно страшно трудно изменить самые внешние условия жизни, но быть добрым или злым легко. А это: быть добрым или злым — изменяет все внешние условия жизни.
3) Жизнь наша есть освобождение заключенного, расширение пределов, в которых действует беспредельное начало. — Представляется же нам это расширение пределов материей в движении. Предел расширения в пространстве представляется нам материей. Часть этой материи, которую мы сознаем собою, мы называем своим телом, другую часть мы называем миром. Предел расширения во времени мы называем движением. Часть этого движения, кот[орое] мы познаем собою, мы называем своей жизнью, другую часть называем жизнью мира. — Вся жизнь есть расширение этих пределов, освобождение от них.
Всё неясно, неточно.
20 Ноября 1899. Москва.
Много не записано. Я в Москве. Таня уехала зачем-то с Сухотиным. Жалко и оскорбительно. Я 70 лет всё спускаю и спускаю мое мнен[ие] о женщинах, и всё еще и еще надо спускать. Женский вопрос! — Как же не женский вопрос! Только не в том, чтобы женщины стали руководить жизнью, а в том, чтобы они перестали губить ее.
Сейчас не писал всё утро. И думал два.
1) Мы говорим о цели жизни — хотя и не такой, к[оторая] б[ыла] бы понятна нам, но такой, к[оторая] б[ыла] понятна высшему разуму. Цель — всё равно, что причина. Причина — назад. — Цель — вперед. А причина, понятие причины (а потому и цели) является только тогда, когда есть время, т. е. существо в своем понимании ограничено временем. И потому для Бога и для человека, живущего божеской жизнью, цели нет. Есть жизнь, в к[оторой] растет сознание, вот и всё.
2) Капля, сливаясь с большей каплей, лужей, перестает быть и начинает быть. —
