Не могу дальше писать — слаб, сонен.
—————————————————————————————————
5) и главное то, что желание блага себе, любовь к себе могла существовать в человеке только до тех пор, пока не проснулся в нем разум. Как только проснулся разум, так ясно стало человеку, что желание блага себе, отдел[ьному] существ[у], тщетно, п[отому] ч[то] благо неосуществимо для отд[ельного] и смертного существа. Как только появился разум, так стало возможно только одно желание блага, желание блага всему, п[отому] ч[то] при желании блага всему нет борьбы, а единение, и нет смерти, а передача жизни. Бог не есть любовь, но в живых неразумных существах проявляется любовью к себе, в жив[ых] существах разумных — любовью ко всему существующему.
Буду записывать теперь 21 пункт из записной книжки.
1) Чтобы верить в бессмертие, надо жить бессмертною жизнью здесь, т. е. жить не в себя, а в Бога, не для себя, а для Бога. Человек в этой жизни как будто стоит одной ногой на доске, другой на земле; и как только в нем проснулся разум, видит, что доска эта, на к[оторую] он чуть б[ыло] не стал, над пропастью и не только гнется и трещит, но уж падает, и человек переносит всю свою тяжесть на ту, к[оторая] стоит на земле. Как же не бояться, если стоять на том, что гнется, трещит и падает, и как же бояться и чего бояться, если стоять на том, на что всё падает и ниже чего нельзя упасть.
2) Читал о Грановском. У нас в литературе принято говорить, что в царствование Николая были такие условия, что великие мысли не могли проявиться (Грановский плачется на это и др[угие]). Да мысли-то не было настоящей. Это всё самообман. Если бы все Грановск[ие], Белин[ские] и проч[ие] имели что сказать, они сказали бы, несмотря ни на какие препятствия. Доказательство Герцен. Он уехал за границу. И несмотря на свой огромный талант, что ж он сказал нового, нужного?
Все эти Гр[ановские], Бел[инские], Черн[ышевские], Доброл[юбовы], произведенные в великие люди, должны благодарить правительство и цензуру, без кот[орых] они бы были самыми незаметными фельетонистами. Может быть в них, в Бел[инском], Гран[овском] и др[угих] неизвестных, и было что-нибудь настоящее, но они всё в себе задушили тем, что воображали, что
