помоги мне, приди ко мне, не оставляй меня. Тут же и впал в противоречие: говорю: надо очиститься, тогда он войдет, а я, не очистившись еще, зову его.[1]
4 Май. Е. б. жить еще здесь. Я. П.
5 Мая. [Я. П.] Опять Андр[юша] и Миша на деревне. Та же общая отчаянность. И мне грустно. Причина одна: выставлено высшее нравственное требование. Во имя его отвергнуто всё, что ниже его. А ему не последовано. Я 15 лет тому назад предлагал отдать большую часть имения, жить в 4-х комнатах. Тогда бы у них был идеал. А теперь никакого. Они видят, что тот, к[оторый] им ставит мать: comme il faut’ность не выдерживает критики, а мой перед ними осмеян — они и рады. Остается одно — наслаждения. Так и живут. Нельзя жить без[2] — хоть самого низшего, честолюбивого, хоть корыстолюбивого идеала.
Нынче ехал мимо Гиля, думал: С малым капиталом невыгодно никакое предприятие. Чем больше капитал, тем выгоднее: меньше расходов. Но из этого никак не следует, чтобы, по Марксу, капитализм привел к социализму. Пожалуй, он и приведет, но только к насильственному. Рабочие будут вынуждены работать вместе и работать будут меньше, и плата будет больше, но будет то же рабство. Надо, чтобы люди свободно работали сообща, выучились работать друг для друга, а капитализм не научает их этому. Напротив, научает их зависти, жадности — эгоизму. И потому из насильственного сообщения через капитализм может улучшиться матерьяльное положение рабочих, но никак не может установиться их довольство. Довольство может установиться только через свободное сообщение рабочих. А для этого нужно учиться общаться, нравственно совершенствоваться — охотно служить другим, не обижаясь на то, что не встречаешь возмездия. А учиться этому можно никак не при капиталистическ[ом] соревновательном устройстве, а при совершенно другом.
Я сплю один внизу. Завтра 6 Мая. Я. П. 96.
Нынче 9 Мая. Я. П. 96. До сих пор всё еще не записал все[го], что нужно. Всё нездоровится. Несмотря на то, по утрам работаю.
