понятному и радостному чувству любви людей к людям. И придет время, и скоро придет то самое время, про которое говорил Христос, что он томится в ожидании его, — придет то время, когда люди будут гордиться не тем, что они завладели силою людьми и их трудами, и радоваться не тому, что они внушают страх и зависть людям, а гордиться тем, что они любят всех, и радоваться тому, что, несмотря на все огорчения, причиняемые им людьми, они испытывают это чувство, освобождающее их от всего дурного.
Есть такая притча о любви.
Жил один человек так, что никогда не думал и не заботился о себе, а думал и заботился только о ближних.
И жизнь этого человека была так удивительна, что невидимые духи любовались его доброй жизнью и радовались на нее.
Один раз один из этих духов сказал другому: «Человек этот свят, и, странное дело, он не знает этого. Мало на свете таких людей. Давайте спросим его, чем мы можем служить ему и какими дарами он хочет, чтобы мы одарили его». — «Хорошо», — сказали все другие духи. И вот один из духов неслышно и невидимо, но явственно, понятно сказал доброму человеку: «Мы видим твою жизнь и святость и хотели бы знать, чем мы можем одарить тебя? Скажи, чего ты желаешь? То ли, чтобы ты мог облегчить бедность и нужду всем, кого видишь и о ком жалеешь? Мы это можем сделать. Или хочешь, мы дадим тебе такую силу, что ты будешь избавлять людей от болезней и страданий, так, чтобы те, кого ты пожалеешь, не будут умирать прежде времени? И это в нашей власти. Или ты желаешь того, чтобы все люди на свете — мужчины, женщины, дети любили тебя? Мы можем и это сделать. Скажи, чего ты желаешь?»
И святой сказал: «Ничего из этого не желаю, потому что господу богу подобает избавлять людей от того, что он посылает им: от нужды и страданий, от болезней и от преждевременной смерти. Любви же от людей я боюсь. Боюсь, как бы любовь людская не соблазнила меня, не помешала мне в одном главном моем деле, в том, чтобы увеличить в себе любовь к богу и к людям».
И все духи сказали: «Да, этот человек свят истинной святостью и истинно любит бога».
Любовь дает, но ничего не желает.
Жизнь человеческая была бы неперестающим благом, если бы суеверия, соблазны и грехи людей не лишали их этого возможного и доступного им блага. Грех — это потворство телесным похотям; соблазны — это ложное представление человека о своем отношении к миру; суеверия — это принятое на веру ложное учение.
Грехом в пахоте называется то, когда пахарь не удержал плуг, и он выскочил из борозды и не захватил того, что должно.
То же и в жизни. Грех это то, когда человек не удержал тела, — оно сорвалось с пути и сделало не то, что должно.
В молодости люди, не зная истинной цели жизни — единения любовью, ставят себе целью жизни удовлетворение похотей тела. Хорошо бы было, если бы это заблуждение оставалось только заблуждением ума; но дело в том, что удовлетворение похотей тела загрязняет душу, так что человек, загрязнивший похотливой жизнью свою душу, уже теряет способность находить свое благо в любви. Это подобно тому, что бы сделал человек, который для того, чтобы добыть чистую воду для питья, опоганил бы тот сосуд, которым ему придется черпать эту воду.
