Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 44.pdf/219

Эта страница не была вычитана

плотскую похоть с духовной жизнью, — страшно сказать — с любовью: употребляем разум не на то, чтобы осудить, определить, отделить половую любовь от любви духовной, а на то, чтобы разукрасить ее павлиными перьями духовности.

4.

Так как в истинном христианском учении нет никаких оснований для учреждения брака, то люди нашего христианского мира, чувствуя, что это учреждение не имеет оснований в христианском учении и, вместе с тем, не видя перед собою закрытого церковным учением идеала Христа — полного целомудрия, остаются по отношению брака без всякого руководства. От этого-то и происходит то кажущееся сначала странным явление, что у народов, признающих религиозные учения гораздо более низкого уровня, чем христианство, но имеющих точные внешние определения брака, семейное начало, супружеская верность несравненно тверже, чем у так называемых христиан. У народов, признающих более низкие, чем христианское, вероучения, есть определенное наложничество и многоженство и многомужество, ограниченное известными пределами, но нет той подлой распущенности, проявляющейся в наложничестве, в многоженстве и в многомужестве, не подчиненной никаким определениям, скрывающейся под видом воображаемого единобрачия и царящей среди людей христианского мира.

5.

Только потому, что над некоторою частью соединяющихся совершается духовенством известная церемония, называемая церковным браком, люди нашего мира наивно воображают, что эта церемония освобождает их от требования целомудрия и разрешает ничем неограниченное и ничем не сдерживаемое половое общение.

6.

Никакой род преступлений людских против нравственного закона не скрывается с такой тщательностью людьми друг перед другом, как преступления, вызываемые половой похотью; и нет преступления против нравственного закона, которое было бы так обще всем людям, захватывая их в самых разнообразных

208