В тайных глубинах общества совершается работа, остановить которую они не могут при всей своей силе, и непрерывный успех которой повергает их в невыразимую тревогу. Это работа зародыша, готового развиться, работа любви, которая снимет грех с мира, оживит слабеющую жизнь, утешит огорченных, разобьет оковы заключенных, откроет народам новый путь жизни, внутренний закон которой будет уже не насилие, а любовь людей друг к другу.
Из суеверия о том, что одни люди могут насилием устраивать жизнь других людей, зародилось и утвердилось еще худшее суеверие о том, что людям нельзя жить без того, чтобы не выделяться одним народам от других народов и не устраивать у себя такую власть, которой надо во всем повиноваться.
Когда закон человеческий требует того, чтò противно закону Божескому, человек не может и не должен повиноваться.
Люди [исполняют] законы человеческие более точно, чем закон Бога. А между тем этого не должно быть уже потому, что закон божеский всегда один и тот же везде для всех людей. Законы же человеческие не только одни в одном месте, а совсем другие — в другом, но даже в одном государстве нынче такие, а завтра совсем другие.
Как только власть появилась в мире, она стала предметом всеобщих стремлений. Правительство, власть, могущество, государство — все эти слова обозначают одно и то же; каждый видит в них средство возвысить себя и притеснять и угнетать себе подобных. Люди всех партий постоянно обращают свои взоры к власти, как к своей единственной цели.
