а никак не от тех насилий, которые они делают, или которые над ними делаются.
Люди хотят свободы, и для достижения ее подчиняются составляемому для них насильническому устройству жизни, т. е. рабству.
Ничто так не мешает улучшению жизни людей, как то, что они хотят улучшить свою жизнь делами насилия. Насилие же людей над людьми более всего отвлекает людей от того одного, чтò может улучшить их жизнь, а именно — от того, чтобы люди старались сами становиться лучше.
Нельзя людей силою освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены изнутри.
Мы не знаем, не можем знать, в чем состоит общее благо, но твердо знаем, что достижение этого общего блага возможно только при исполнении каждым того вечного закона добра, который открыт каждому человеку и в мудрости людской и в его сердце.
Дух Иисуса, который сильные мира сего силятся задушить, с своей высоты, тем не менее всюду ярко проявляется. Разве дух евангельский не проник в народы? Разве не начинают они видеть свет? Понятия о правах, об обязанностях не яснее ли стали для каждого? Не слышны ли со всех сторон призывы к законам, более справедливым, к учреждениям, охраняющим слабых, основанным на справедливом равенстве? Разве не гаснет прежняя вражда между теми, которых насильственно разъединяли? Разве народы не чувствуют себя братьями? Уже дрожат притеснители, как будто внутренний голос предсказывает им скорый конец. Встревоженные страшными видениями, они судорожно сжимают в своих руках те цепи, в которые они заковали народы, на освобождение которых пришел Христос, и которые распадутся скоро. Подземный гул тревожит их сон.
