Альбина, не трогаясь с места, с ужасом оглядывалась вокруг себя.
Как ни мучительна была для нее в эту минуту ненависть ко всем этим ужасным людям, как ей казалось, наслаждающимся ее страданиями, ее отчаяние перед потерей всякой надежды спасения и страха за своего мужа было еще сильнее. Она пронзительно вскрикнула и, подбежав к мужу, обняла его за шею.
— Вместе! Всё вместе, — кричала она. — Что ему, то и мне, — и, прижавшись к нему, она затихла, вся трясясь от рыданий.
Мигурского судили и приговорили за побег к прогнанию сквозь 1000. Альбина выхлопотала помилование. Его сослали в Сибирь. Альбина прожила в Сибири недолго. Она начала чахнуть. Ничего уже не предпринимала. Прося прощения у мужа и у бога, которому непрестанно молилась.
Когда Альбина, в своем восторженно-веселом настроении, уверенная в том, что теперь всё кончено и они через несколько дней будут свободны, вошла во двор постоялого, она была удивлена скоплением народа в воротах и под[1] навесом.
Она вошла в середину толпы и, в первую минуту, не поверила своим глазам: Мигурский, в кандалах на руках и ногах, стоял у тарантаса между двумя солдатами и жалостно смотрел на нее.
— Альбина! Ничего, Альбина! Ничего, — повторял он, не зная, чем успокоить ее.
— Вот так прах детей, — улыбаясь проговорил помощник полициймейстера. — Какого молодца в гроб запихали. Он вам кто? — обратился он к ней.
Альбина не отвечала.
— Эта особа везла его? — обратился полициймейстер к казаку, стоявшему позади его и мрачно уныло смотревшему на свои ноги.
— Она самая, — проговорил казак и взглянул на ее своими добрыми глазами.
— За что? За что? — вскрикнула она и, побежав к мужу обняла его за шею. — Вместе. Всё вместе, — кричала она. — Что ему, то мне, — и, прижавшись к нему, она затихла, вся трясясь от рыданий.
Мигурского судили и приговорили за побег к прогнанию сквозь 1000 и поселению в Сибирь. Альбина прожила с ним еще три года. Свет, сиявший в ней и радовавший людей, входивших с ней в сношения, потух навсегда. Она не могла понять:
- ↑ Зачеркнуто: сар[аем]
