прислушиваясь: в доме всё было тихо. Затем сунул башмаки в карман, затянул ранец ремнями и взял его на плечи. Сдерживая дыхание и осторожно ступая, он направился к соседней комнате, служившей спальней епископу. Дверь спальни была притворена: епископ даже не запер ее за собой. Жан Вальжан нахлобучил на лоб шапку и быстро, не глядя на епископа, прошел прямо к шкапчику. Ключ торчал в дверце, он отворил ее; первая вещь, бросившаяся ему в глаза, была корзина с серебром; он взял ее, прошел через комнату быстрыми шагами, без всяких предосторожностей, и не обращая внимания на производимый им шум, дошел до окна и, схватив свою палку, перешагнул через подоконник, сунул серебро в ранец и, быстро перебежав сад, перелез через забор и скрылся.
На следующий день, на восходе солнца, епископ прогуливался по саду. Мадам Маглуар прибежала к нему в тревоге.
— Ваше преосвященство! Он ушел и унес наше серебро. Глядите, вот он перелез тут!
Епископ стоял с минуту молча, затем, подняв задумчивый взор, кротко сказал:
— Прежде всего надо еще спросить, наше ли было серебро? Я давно неправильно держал его у себя; оно принадлежит бедным. А этот человек бедный.
Немного времени спустя епископ сел завтракать за тот же стол, за которым накануне сидел Жан Вальжан.
Он только собирался встать из-за стола, как в дверях раздался стук.
— Войдите, — отозвался епископ.
Двери отворились. Три человека держали за ворот четвертого. Трое людей были жандармы, четвертый — Жан Вальжан.
Епископ приблизился к ним со всей живостью, какую дозволял ему его преклонный возраст.
— Ах, это вы! — сказал он, глядя на Жана Вальжана: — Очень рад вас видеть. Послушайте, однако, я ведь подарил вам подсвечники, они серебряные, как и всё остальное. Отчего вы не взяли их вместе с приборами?
Жан Вальжан поднял глаза и посмотрел на епископа с выражением, которого не может передать ни один человеческий язык.