— Ну, что? — спрашивал он Игната, оглядывая знакомую и милую ему обстановку каретного сарая. — Левая всё еще хромает?
— Хромает еще, хромает! — с полной готовностью поддержать разговор отвечал Игнат.
— А хомут починил?
— Да вот починяю.
— Смотри: сегодня моего Королька никому не давать!
— Да разве моя воля? Скажут: «надо на станцию ехать либо в село, запрягай Королька»... Я и запрягу.
— Что это, право! Всё мою лошадь, всё мою... — ворчливо замечал мальчик. — А овса ей всыпал?
— Откуда же я возьму, ежели мне не приказано? — отвечал Игнат, и бородатое, обыкновенно хмурое лицо его принимало лукавое выражение. — Папенька не велел.
— Без овса! — отчаянно вскрикивал Гриша, и гневные слезы навертывались у него на глазах.
Игнат весело и ласково смеялся.
— Ишь, порох какой! Право, порох, — успокоительно говорил он. — Да уж будьте покойны: не обижу я вашего Королька. У других отниму, а Королек у меня всегда в полном удовольствии.
Он ласково заглядывал в глаза мальчику и проводил по его голове своей корявой, грубой рукой. Гриша успокаивался и начинал свой обычный обход. Он садился поочередно во все экипажи, взлезал на козлы и делал попутно свои замечания.
— Хо-орошая тележка! — говорил он тоном знатока.
— Дурного в ней нет! — сочувственно отзывался Игнат.
— И прочная?
— Дегтем вымажешься, баловник! — предостерегал кучер. — Нянюшка будет браниться.
Игнат служил в усадьбе первый год, но очень быстро сошелся с маленьким барином, и между ними завязалась странная, но искренняя дружба.
— Вот как я у Луховских господ жил, — начинал Игнат, — была у них лошадь...
— Ты у них до нас жил?
— Нет. До вас жил я тут у одного купца... Конечно, нужда... Без нужды дня бы у него не прожил!.. Тоже в суд!.. А за что меня в суд? Разве я чужое брал?
