Ничто так не радует людей, как то, когда их прощают за их зло и платят добром за зло; и ничто так не радостно тому, кто это делает.
Нельзя сердиться на[1] человека[2] с какой-нибудь отвратительной болезнью. Он [не] виноват в этом, и можно только жалеть его и постараться помочь. Точно то же и с нравственными болезнями, когда человек отвратителен своими пороками.
«Но — ты скажешь — больной человек не может себя излечить; но у безнравственного человека есть разум, и он может сам исправить свои пороки». Это верно, но у тебя есть разум, так прояви же его в том, чтобы пробудить в этом человеке совесть и исцелить его слепоту без гнева, нетерпения и надменности.
Нет такого крепкого и здорового тела, которое никогда не болело бы; нет таких богатств, которые не пропадали бы; нет такой власти, которая не могла бы быть свергнута. И потому человек, положивший жизнь свою в этом, всегда будет беспокоиться, бояться, огорчаться и страдать.
Одна только душа человеческая не знает всех этих опасностей. Зачем же мы ослабляем эту нашу единственную твердыню? занимаемся такими вещами, которые только могут мучать нас, а не заботимся о том, что одно только и может дать покой нашей душе?
Мы забываем, что если совесть наша чиста, то никто не может нам повредить, и что только от нашего неразумия и желания обладать внешними пустяками происходят все наши бедствия.
Когда ты бранишь человека и враждуешь с ним, ты забываешь, что люди — твои братья, и ты делаешься им врагом, вместо того чтобы быть их другом. Этим ты сам себе вредишь, потому что когда ты перестал быть добрым и общительным существом, каким тебя бог создал, и вместо того ⟨стал⟩ одиноким, недобрым существом, врагом всех — ты потерял тогда самую дорогую свою собственность. Ты чувствуешь потерю кошелька с деньгами, почему же ты не чувствуешь гораздо большей потери, потери общения с людьми и свойственной тебе любви от людей и к людям.
