сам, может быть, делал прежде, или того, что ему самому, может быть, придется делать.
53. Говорят, что А. умер. «О! это большая потеря. Это был хороший человек. Ему бы надо жить: умный, приятный, твердый, великодушный, правдивый...» говорят про А. Но не прибавляют главного, что всё это так, но только если он точно умер.
54. Часто особенные восхваления людей за их бескорыстие, честность, правдивость есть не столько восхваления этих людей, сколько осуждения рода человеческого.
55. Льстец не уважает ни себя, ни других.
56. Если бы нам был дан выбор: умереть или жить вечно, то, внимательно обдумав то, что значит не видеть конца бедности, зависимости, болезней, скуки, или того, чтобы воспользоваться богатством, властью, удовольствиями, здоровьем только для того, чтобы вследствие превратностей судьбы испытать всё противоположное, никто бы не знал, на что решиться. Природа избавляет нас от необходимости выбирать, делая смерть необходимой.
Герцог Ларошфуко (Франциск) родился в 1613 году.
Жизнь, проведенная им, была очень бурная. Он участвовал в войнах Фронды и в смутах и интригах того времени.
Он был мало образован, но очень умен. Г-жа Ментенон говорила про него: «У него приятное лицо, вид величественный, очень много ума и мало знаний».
К старости он написал две книги: свои записки и книгу мыслей. Несмотря на большие достоинства первой книги записок, которую Бейль ставил выше комментариев Цезаря, Вольтер так определяет значение обеих книг: «Записки Ларошфуко,— говорит он, — читаются, но его мысли выучиваются наизусть».
Собрание мыслей Ларошфуко была одна из тех книг, которые более всего содействовали образованию вкуса во французском народе и развитию в нем ясного ума и точности его выражений.
Хотя во всей книге этой есть только одна истина, та, что самолюбие есть главный двигатель человеческих поступков, мысль эта представляется с столь разных сторон, что она всегда нова и поразительна. Книга эта была прочитана с жадностью. Она приучила людей не только думать, но и заключать свои мысли в живые, точные, сжатые и утонченные обороты. Со времени Возрождения никто, кроме Ларошфуко, не сделал этого.
«Только человек очень нравственно высокий в своей жизни, — говорит его биограф, — мог иметь смелость так резко выставить главный мотив человеческих поступков». «Ларошфуко, — говорит он, — показывал в своей жизни пример всех тех добродетелей, в существовании которых он как будто сомневался».
