Вѣдь все дѣло въ томъ, что для большинства людей, отъ Николая и Столыпина до тѣхъ ребятъ революціонеровъ, съ которыми я бесѣдовалъ, есть только вопросъ о томъ, кто побѣдитъ, a нѣтъ вопроса (о Богѣ и не можетъ быть, потому что Бога нѣтъ) о душѣ и смыслѣ жизни. И это несвойственно человѣку.
Я высказалъ ему свою мысль о томъ, что терпѣніемъ и неучастіемъ въ насиліяхъ скорѣе можно достигнуть хорошаго устройства. Онъ понялъ меня:
— Да это когда же будетъ? Это дожидаться, да и всѣ не могутъ этого сдѣлать. Въ народѣ тьма, нѣтъ развитія.
Я сказалъ ему, что напрасно онъ такъ презрительно думаетъ объ народѣ. Безграмотный крестьянинъ, если только онъ вѣритъ въ Бога, то у него есть большее развитіе, чѣмъ у студента, ни во что не вѣрующаго.
Онъ улыбнулся.
— Это бараны. Съ ними ничего не сдѣлаешь. Нужна организацiя, — повторилъ онъ.
Я попробовалъ указать ему на то, что въ Европѣ есть эта организація, была революція, а народъ точно также лишенъ земли и находится во власти капиталистовъ.
Онъ не согласился съ этимъ.
Я сказалъ, что русскій крестьянинъ-земледѣлецъ свободнѣе европейца, находящагося во власти хозяина.
— Да вѣдь нельзя же всѣмъ быть земледѣльцами, земли не достанетъ.
Я не выдержалъ и посмѣялся надъ нимъ.
— Вѣдь не сукнами же питаются.
— И сукна нужны, — сказалъ онъ.
— Да всетаки всѣ кормятся только съ земли. И коли земля всѣмъ будетъ доступна, то не будутъ дѣлать лишняго и землю будутъ лучше обрабатывать.
Онъ не сдавался: у него, очевидно, была знакомая соціалистичесакая теорія, и внѣ ея онъ не могъ разсуждать, a вѣрилъ, непоколебимо вѣрилъ въ то, что ему преподано.
Видно было, что онъ вѣрилъ, какъ вѣрятъ люди, одержимые гипнозомъ, и что никакіе доводы не могутъ коснуться его души. Я сказалъ ему это, сказалъ, что онъ также слѣпо вѣритъ, какъ вѣритъ старуха въ Иверскую. Онъ, не понявъ меня, поспѣшилъ заявить мнѣ, что онъ ни во что не вѣритъ.
— Прощайте, — сказалъ я, — и съ досадой отъѣхалъ отъ него. Но отъѣхавъ на нѣсколько шаговъ, мнѣ стадо совѣстно. Онъ юноша, я старикъ: надо по душѣ сказать ему, что я думаю. Можетъ, это смягчитъ, удержитъ его. Я вернулся къ нему.
— Я вамъ въ дѣды гожусь, и вотъ что главное хочется сказать: вѣдь все это — революція и нереволюція — это неважно,
