въ нерѣшительности, потомъ соскочилъ и подошелъ ко мнѣ и попросилъ книжекъ.
Я спросилъ, откуда онъ. Онъ назвалъ мнѣ то село, изъ котораго нѣсколько человѣкъ сидѣли въ тюрьмѣ за сборища (который они называютъ митингами) и нѣсколько приходили ко мнѣ
Я спросилъ его, читалъ ли онъ революціонныя брошюры. Онъ сказалъ, что читалъ, и у насъ начался длинный разговоръ, который особенно больно поразилъ меня. Онъ — крестьянинъ из деревни, которую я хорошо знаю, изъ которой въ старое время у меня были въ школѣ особенно даровитые ученики, въ которой вводилъ уставную грамоту и всегда любовался на прекрасный, самостоятельный, христіанско-общиннаго духа русскій народъ.
Собесѣдникъ мой былъ невысокій человѣкъ въ пиджакѣ, съ небольшими русыми усиками и не скажу умнымъ, но интелигентнымъ лицомъ. — Ходъ разговора мой, какъ всегда, одинъ и тотъ же со всѣми революціонерами: чего вы хотите?
— Хотимъ свободы. Правительство душитъ насъ.[1] Нельзя же терпѣть.
— Да вѣдь революціонеры тоже дѣлаютъ.
— Чтоже они дѣлаютъ?
— Убиваютъ городовыхъ, полицейскихъ.
— А то чтожъ?
Я попробовалъ заговорить о христіанскомъ требованіи неучастія въ насиліи.
— Да это когда же будетъ?
— А у васъ развѣ скорѣе будетъ?
— Надо организацію.
— Нельзя зло уничтожить зломъ. Развѣ вооруженное воз- станіе хорошо?
— Что же дѣлать. Это печальная необходимость.
— Да вѣдь есть божій законъ.
Он улыбнулся.
— Богъ у каждаго свой, a нѣтъ никакого.
И вотъ такихъ людей правительство хочетъ усмирить казнями!
Для нихъ Бога нѣтъ и нѣтъ Его закона. И точно также нѣтъ его для несчастнаго Николая и бѣднаго Столыпина.
Вѣдь въ этомъ то и весь ужасъ. Вѣдь произошло вотъ что.
Люди, захватившіе власть, — я говорю про то, что было еще вѣка тому назадъ, — извратили вѣру и держались этой извращенной вѣры и обучали ей народъ и мало того, что обучали,
- ↑ Зачеркнуто: — Но какже вы достигнете свободы? — Свергнемъ правительство. — Какже вы свергнете? — Надо организоваться. — Но вѣдь мало организаціи. — Разумѣется, мало. Вооруженное возстаніе.
