Дальше сидел Герасим и ел что-то, а две лошади стояли привязанные у дерева.
Солдат побежал в деревню, взял старосту, сотского и двух понятых. Они с трех сторон подошли к тому месту, где был Герасим, и захватили его. Гераська не стал запираться и тотчас же спьяна во всем сознался. Рассказал, как его напоил и подговорил Иван Миронов и как обещался нынче прийти за лошадьми в лес. Мужики оставили лошадей и Герасима в лесу, а сами сделали засаду, выжидая Ивана Миронова. Когда смерклось, послышался свист. Герасим откликнулся. Только Иван Миронов стал спускаться с горы, на него набросились и повели в деревню. На утро перед Старостиной избой собралась толпа.
Ивана Миронова вывели и стали допрашивать. Степан Пелагеюшкин, высокий, сутуловатый, длиннорукий мужик, с орлиным носом и мрачным выражением лица, первый стал допрашивать. Степан был мужик одинокий, отбывший воинскую повинность. Только что отошел от отца и стал справляться, как у него увели лошадь. Проработав год в шахтах, Степан опять справил двух лошадей. Обеих увели.
— Говори, где мои кони, — мрачно глядя то в землю, то в лицо Ивана, заговорил, побледнев от злобы, Степан.
Иван Миронов отперся. Тогда Степан ударил его в лицо и разбил нос, из которого потекла кровь.
— Говори, убью!
Иван Миронов молчал, сгибая голову. Степан ударил своей длинной [рукой] раз, другой. Иван всё молчал, только откидывал то туда, то сюда голову.
— Все бей! — закричал староста.
И все стали бить. Иван Миронов молча упал и закричал:
— Варвары, черти, бейте на смерть. Не боюсь вас.
Тогда Степан схватил камень из заготовленной сажени и разбил Ивану Миронову голову.
Убийц Ивана Миронова судили. В числе этих убийц был Степан Пелагеюшкин. Его обвинили строже других, потому что все показали, что он камнем разбил голову Ивана Миронова. Степан на суде ничего не таил, объяснил, что когда у него увели последнюю пару лошадей, он заявил в стану, и следы по цыганам найти можно было, да становой его и на глаза не принял и не искал вовсе.
— Что ж нам с таким делать? Разорил нас.
— Почему ж другие не били, а вы? — сказал обвинитель.
— Неправда, все били, мир порешил убить. А я только прикончил. Что ж понапрасну мучить.