А то, что он получил деньги и не свои, а деньги, присланные дядей для выкупа его же просроченного и заложенного именья и с этими деньгами со вчерашнего дня пропал, и мы искали везде, по всем и нигде не могли найти его. Только сейчас, вечером, няня наша догадалась разыскать извощиков каких-то. Какой-то Турецкий, который возил их, и мы узнали от этого Турецкого, что он у цыган и ночевал там. Должен быть там и теперь.
Так что же вы хотите, чтобы я съездил туда и привез его?
Я собственно ничего не хочу. Я убедилась, что кроме мучений и всякого рода страданий для Лизы от этого человека ничего не будет.
Я думаю, что судья в этом деле одна Лизавета Александровна.
Нет, она ослеплена. Мне же видно, как он равномерно и наверно губит ее и будущность ребенка... Вы друг семьи, и я могу сказать вам всё. Ведь эти эскапады повторялись десятки раз. После них раскаяния, тишина, обещания... и опять то же. Последний раз он сам сказал, что пусть она оставит его, если это повторится.[1]
То есть как же?
Я поняла так, что он готов дать ей развод. И я прямо желала бы этого, любя свою дочь.
Да, но она не хочет этого.
То-то и дело. И потому мое demande[2] к вам совершенно бескорыстно. Если я прошу вас съездить к нему и узнать, где он и что с ним, то я прошу не для себя, а для нее, зная ее бесконечную доброту.
- ↑ Сбоку основного текста приписано: Она боится, что это значит полный разрыв. Я бы рада была, a она мучается. Положим, надо решительно узнать.
- ↑ [просьба]
