Ведь наверно его завлек[ли], и он не мог удержаться. Верно опять[1] Афросимов.
Всё это вино. Как? А он такой мягкий, добрый.
Зачем же вино, это ужасное вино. Зачем лишать себя человеческого образа...
Да, но ведь ты сама говорила, что он особенно мил, когда выпьет.
Я знаю это. И, что ужасно, я знаю, что он мучает [1 неразобр.] и напрасно и только когда выпьет, забывает всё. Но зато потом он забывает и меня и всё. Я не знаю, что он может сделать. Я почти уверена, что он изменяет мне.
Вот уж ни за что. И потом мне Миша рассказывал, цыганка только заманивает.
Да, но знать, что мой муж обнимает чужих женщин...
Они все та[кие]. Да зачем думать того, чего может быть нет. Дело в том, что надо бы теперь найти его.
Ах, есть ли, нет ли... Мне его ужасно жалко. Знаю я, как он будет раскаиваться, мучаться.
Да что, сердце у него золотое.
И теперь я бог знает что дала бы, чтобы найти его и напомнить о себе. Я хотела ехать к цыганам, но ведь это ужасно оскорбительно.
Кому?
И мне, и ему, и всем. Ах, это ужасно.
- ↑ Зачеркнуто: Мальцев.
