онъ внушалъ присяжнымъ, что если они нарушать присягу, они подвергнутся уголовному суду, точно какъ будто само собой разумѣлось, что присягѣ никто не вѣритъ и что удержать отъ клятвопреступленій можетъ только страхъ уголовной кары, несмотря на это непріятное впечатлѣніе, Нехлюдовъ находился въ самомъ серьезномъ и строгомъ къ себѣ настроеніи, собираясь съ величайшимъ вниманіемъ исполнить свою обязанность общественной совѣсти.
Ему немножко совѣстно было, держа въ странномъ положенiи руку, обѣщаться не лгать, какъ будто предполагалось, что онъ готовится къ этому, и непріятно обѣщаться и клясться крестомъ и евангеліемъ, когда онъ не приписывалъ никакого значенія ни кресту ни евангелію.[1] «Но чтожъ, вѣдь это пустая формальность», повторялъ онъ себѣ обычное разсужденіе людей въ такихъ случаяхъ. Дѣлать ему помогало то, что дѣлалъ не онъ одинъ, a всѣ дѣлали. Кромѣ того, въ этомъ случаѣ помогала Нехлюдову его способность видѣть комическую сторону вещей. Онъ наблюдалъ, какъ нѣкоторые повторяли иногда половинки словъ, нѣкоторые же совсѣмъ шептали или отставали отъ священника и потомъ не во время догоняли его, какъ одни крѣпко-крѣпко, какъ бы боясь, что выпустятъ, держали свою щепотку, a нѣкоторые распускали ее и опять собирали. «Неужели — думалъ онъ — старику священнику этому самому не смѣшно и не совѣстно!» Сначала, когда священникъ, ожидая подхода къ нему присяжныхъ, перебиралъ лѣвой рукой цѣпочку своего креста и ощупывалъ самый крестъ, Нехлюдову показалось, что ему совѣстно. Но когда онъ подошелъ ближе и разсмотрѣлъ опухшее лицо и въ особенности почему то пухлую руку священника с ямочками надъ костяшкой каждаго пальца, онъ убѣдился, что старичку этому нетолько не совѣстно, но что онъ не можетъ усомниться въ томъ, что дѣлаетъ очень полезное и важное дѣло.
Она теперь была совсѣмъ не та, какою она вошла въ залу. Она не потупляла болѣе голову, не медлила говорить и не шептала, какъ прежде, а, напротивъ, смотрѣла прямо, вызывающе и говорила рѣзко, громко и быстро.
— Признаю, что налила въ вино купцу капли, но не знала и не думала, что отъ нихъ можно умереть. А то бы ни за что не дала, а и то согласилась дать только потому, что была очень пьяна, — сказала она и улыбнулась, и улыбка эта, открывъ
- ↑ Зачеркнуто: какъ внѣшнему символу. Просто было совѣстно взрослому человѣку, держа въ странномъ положеніи руку, повторять глупыя слова присяги.
