рѣшетку. Она сидѣла неподвижно, повалившись руками на столъ и спрятавъ голову въ руки.
Едва ли она спала. Не было ровнаго дыханья. Нехлюдовъ всетаки не окликнулъ ее, не желая будить, если она спитъ. Вахтеръ, гремя замкомъ, сталъ отпирать дверь, но шумъ этотъ не заставилъ ее измѣнить своего положенія. Когда дверь отворилась, и Нехлюдовъ вошелъ, она на минуту приподняла голову, взглянула на вошедшего и тотчасъ же опять спрятала лицо, но теперь она уже не лежала спокойно, а все тѣло ея вздрагивало отъ сдерживаемыхъ рыданій.
— Катюша! Что съ тобой? — спросилъ Нехлюдовъ, волнуясь не менѣе ее и чувствуя, какъ слезы подступаютъ ему къ горлу. — Катюша! Что ты?
Она не отвѣтила, но рыданія вырвались наружу, и она вся затряслась.
— Что ты? Что?
Она не отвѣтила, не поднялась со стола, но только, выпроставъ лѣвую руку, вытянула ее назадъ къ нему, показывая ему фотографію, которую онъ оставилъ ей вчера.
— Зачѣмъ вы показали мнѣ, — заговорила она сквозь рыданія. Что вы со мной сдѣлали? Зачѣмъ? Не хотѣла я помнить. Не хотѣла. А теперь что дѣлать?
— Теперь будемъ любить другъ друга, Катя, какіе мы есть, — едва выговорилъ сквозь радостныя слезы Нехлюдовъ.
— Да ужъ того нѣтъ и не будетъ. И развѣ можно меня любить?
— Можно, можно, можно.
— Нѣтъ, нельзя. — Она встала, слезы текли по ея щекамъ, и выраженіе лица было печальное, но живое.
— Нельзя забыть, Дмитрій Ивановичъ, что я была и что я теперь. Нельзя этаго, — и она опять зарыдала.
— Ты была моей женой и будешь такой. И не тебѣ каяться, a мнѣ. И Богъ видитъ, какъ я каялся и каюсь.
Она поднялась и пристально долго смотрѣла на него.
— Зачѣмъ вы это хотите дѣлать? Меня не спасете, а себя погубите. Ничего не выйдетъ изъ этаго, бросьте вы меня.
— Не могу я, моя жизнь въ тебѣ. И вотъ то, что ты говоришь такъ, что ты очнулась, это такая радость мнѣ.
— Какая это радость? Вотъ была радость тогда.
Она взяла въ руки фотографію и стала вглядываться въ нее.
— Тогда была радость. Вы такой же. А я что? Гдѣ я? Нѣтъ, Дмитрій Ивановичъ, голубчикъ, бросьте меня. Я не могу такъ жить. Я повѣшусь или сопьюсь. Пока не думаю о прежнемъ, могу жить. А какъ вздумаю...
— Зачѣмъ думать о прежнемъ? Катюша, помнишь, мы съ тобой говорили о Богѣ. Вѣришь ли ты въ Бога, что Богъ милосердъ...
— Прежде вѣрила.
