китаец не может выйти из терпения и рассердиться и отомстить парижанину, и его бояться нечего; русские же мужики могут как-нибудь выйти из терпения и повиновения и рассердиться. И еще то, что парижанин живет своими средствами совершенно независимо от мандарина, а русские либералы, хотя и стараются скрыть это от самих себя и забыть, живут теми самыми мужиками, которые теперь находятся в опасности голодной смерти.
Так что дать умереть мужику значит дать умереть курице, несущей золотые яйца.
Между человеком нашего богатого круга, господином в крахмаленной рубашке, чиновником, помещиком, коммерсантом, офицером, ученым, художником и мужиком, если говорить правду, так же мало связи, как между парижанином и китайцем. Различие только в том, что парижанин не исповедует любви к китайцу, а русский цивилизованный человек считает условием приличия исповедывать эту любовь к мужику, называя его при этом меньшим братом. И еще то, что парижанин живет своими средствами совершенно независимо от мандарина, а русские господа, хотя и стараются уверить себя, что они очень нужны мужикам, знают очень хорошо, что живут только этими чуждыми для них мужиками.
Все богатые русские люди, не переставая, пожимают такие шишечки и даже не для удовольствия интересного эксперимента, а для самых ничтожных целей, для того, чтобы построить дом роскошнее соседа, для того, чтобы объехать и обскакать соперников на лошадях, для того, чтобы делать балы, наряды, делать всё то, что всем самим уже давным-давно скучно. Я не говорю метафор и преувеличений, а прямо утверждаю, что связи между богатыми людьми нашего общества и рабочим народом так же мало, как между парижанином и мандарином, и что богатый человек не пожалеет убить рабочего человека для своего удовольствия, если только он не будет видеть этого, и имею основание утверждать это потому, что[1] это самое не переставая происходит на всем огромном протяжении русской земли.
Нельзя скрывать того, что режет глаза всякому. Между господами — теми, к[оторых] полиция пропускает в чистые места, и теми, к[оторых] не пропускают — мужиками — лежит пропасть.
- ↑ Зачеркнуто: господа или похожие на них, обедающие с приборами и испражняющиеся в комнатах, составляют совершенно отдельную касту, никогда не смешивающуюся с рабочими, с мужиками.
