[Григорій.] Татьянѣ Марковнѣ мое почтенье.
[Таня.] Что смотритесь все? Думаете, очень изъ себя хороши?
Григорій. А чтожъ, непріятенъ?
Таня. Такъ, ни пріятенъ ни непріятенъ, а середка на половинку. (Подходитъ къ вѣшалкѣ.) Чтожъ это у васъ шубъ то навѣшано?
Григорій. Сейчасъ, сударыня, уберу. (Снимаетъ шубу и накрываетъ ею Таню, обнимая ее.) Таня, что я тебѣ скажу.
Таня. Ну васъ совсѣмъ! И къ чему это пристало! Говорю же, оставьте. А еще говорите, что вы образованный. Развѣ образованные такъ дѣлаютъ?
Григорій. А вы думаете какъ? Поцѣлуйте.
Таня. Да что вы въ самомъ дѣлѣ пристали?
Григорій. Таня, отчего не любишь?
Таня. Я никого не люблю.
Григорій. Неправда. Семку любишь. И нашла же кого — буфетнаго мужика — сиволапаго.
Таня. Ну, какой ни есть, да вотъ вамъ завидно.
Григорій. Есть чему завидовать! Вѣдь ты только начала образовываться, а съ кѣмъ связываешься. Эхъ, Таничка, не брезгай мною, Таня! (Опять хочетъ обнять.)
Таня (отстраняясь). Будетъ вамъ, Григорій Михайлычъ, оставьте глупости то.
Григорій. Вѣдь я не Семенъ, меня какія любили.
Таня. Семенъ жениться хочетъ, а не глупости...
Григорій. Счастья своего не хочешь. Да вотъ поцѣлую же.
Таня. Я говорю — отстаньте.
Аркадій Кузмичъ. Ахъ, Григорій, Григорій, это слишкомъ! Что она въ званіи помощницы горничной, то ты можешь позволять себе вольности необстоятельныя? Неправильно!
Таня. Вотъ я, Аркадій Кузмичъ, тоже говорю.
Григорій. Хорошо Аркадію Кузмичу говорить, когда ему 50 лѣтъ. Чтожъ тутъ особеннаго? Отчего жъ не пошутить? Всѣ тоже дѣлаютъ. На что господа — и тѣ.
Аркадій Кузмичъ. Господа знаютъ гдѣ и какъ, потому имѣютъ образованіе.
Григорій. И какое особенное такое образованіе?
(Аркадій Кузмичъ читаетъ газету, мол[читъ].)
Таня. (До сихъ поръ чистила шубку.) А что, Аркадій Кузмичъ будетъ нынче вызываніе?
