— А оттого-съ, — закончилъ онъ, что для того, чтобы поступать по человѣчески, много надобно. И не къ тому готовятъ людей въ нашемъ мірѣ. — Онъ такъ взволнованно и горячо говорилъ, что дама испугалась немного, да и всѣ замолчали. — Да съ, если бы мущины и женщины, мужья и жены, точно любили бы другъ друга хоть животной любовью, про которую въ романахъ пишутъ, они бы давно всѣ перерѣзали другъ друга; а то и того нѣтъ. Холодный развратъ, и на улицахъ и въ семьяхъ одинакій. Они идутъ на развратъ и прощаютъ развратъ, потому что они ниже животнаго.
— Нѣтъ, отчего же? — сказалъ я.
— А отъ того, что такъ есть. Вѣдь все ложь, ложь, вѣдь мы живемъ въ такой сплошной непролазной лжи, что всякую вещь надо открывать. Мы ничего не знаемъ про самихъ себя. Вѣдь мы ниже животныхъ. А какъ храбримся! По домострою былъ бракъ — законъ принять. Онъ не знаетъ, зачѣмъ законъ, но законъ священный, и знаетъ, что отъ него дѣти. Ну, пока держались закона и тѣ, кто держатся, еще хорошо. Но въ нашемъ то мірѣ что?[1] Законъ нарушенъ, не вѣрятъ въ него. Это что Домострой! И одни притворяются для видимости, что вѣрятъ въ бракъ, другіе и не притворяются и прямо говорятъ, что не вѣрятъ, свобода выбора, отношеній. Да вѣдь горе въ томъ, что сходиться надо, хочется. A нѣтъ того, во имя чего сходиться. Остается одна любовь — романсы. И весь міръ полонъ романсовъ. Ну, что же любовь? То самое, что у животныхъ. Но человѣкъ, если не человѣкъ, хуже животнаго. Онъ не доходитъ до животнаго. Закона нѣтъ, и въ большей части случаевъ любви нѣтъ, а есть отправленія, и это называется принципами свободы.
— Но отчего же любовь недостаточна? — спросилъ я.
— Она достаточна, но результаты ея — животная борьба. Отъ того я и говорю, что въ нашемъ мірѣ давно бы жены отравили бы всѣхъ му[жей], если бы любили, и мужья порѣзали бы женъ; а то и того нѣтъ. Есть холодный лживый развратъ.[2]
- ↑ Зачеркнуто: Одни этотъ законъ принимаютъ только для видимости, а въ дѣйствительности развратъ. Вѣнцы надѣваютъ хорошо какъ на десятую (въ рукописи: съ десятой), а то на сотую женщину, а она послѣ наверстываетъ. A другіе
- ↑ Зач.: — Но отчего же любовь приведетъ къ убiйству?— Должна неизбѣжно. Такъ.Назвали Познышева.— Познышевъ я. Я убилъ. И знаю, что нельзя не убить. И еслибъ опять сначала, я бы опять убилъ. И вы бы убили, коли вы не рыба. Да впрочемъ, вамъ, можетъ, непріятно говорить съ убійцей? — — Нѣтъ, извините меня, я не знаю какъ это, но у меня къ вамъ какое-то особенное чувство... Я замял[ся], но онъ понялъ по моему взгляду, что я полюбилъ его.— Да съ, они толкуютъ, я любилъ и убилъ. Теперь я не то бы сдѣлалъ. Да отчего же? — отвѣтилъ онъ себѣ. — Я разскажу вамъ. Хотите? О Боже мой, Боже мой! Когда, какъ я, пробилъ эту стѣну обману своимъпреступленіемъ, страданіемъ, изкалѣчился самъ, пробивая ее, то видишь всю эту ложь ясно, какъ есть, и ужасаешься на людей, какъ они не видятъ того гною, въ которомъ они живутъ и которымъ храбрятся. Вы молоды, вамъ понадобится.Вместо этого на полях написан новый текст, также зачеркнутый:— Да, что мнѣ измѣнила жена, такъ я знаю. Хотите — я вамъ разскажу, какъ это бываетъ.Я сказалъ, что если это не тяжело ему.— Нѣтъ, мнѣ нужно, нужно разсказывать, особенно какъ расшевелятъ это все, какъ теперь. Моя фамилія П[òзнышевъ].
