Мы ночевали у 95-лѣтняго солдата. Онъ служилъ при Александрѣ I и Николаѣ.
— Что умереть хочешь?
— Умереть? — Еще какъ хочу. Прежде боялся, а теперь объ одномъ Бога прошу: только бы покаяться, причаститься привелъ Богъ. А то грѣховъ много.
— Какіе же грѣхи?
— Какъ какіе? Вѣдь я когда служилъ? При Николаѣ; тогда развѣ такая, как нынче, служба была! Тогда что было? У! Вспоминать, такъ ужасть беретъ. Я еще Александра засталъ. Александра того хвалили солдаты, говорили — милостивъ былъ.
Я вспомнилъ послѣднія времена царствованія Александра, когда изъ 100 — 20 человѣкъ забивали на смерть. Хорошъ же былъ Николай, когда въ сравненіи съ нимъ Александръ казался милостивымъ.
— A мнѣ довелось при Николаѣ служить, сказалъ старикъ. И тотчасъ же оживился и сталъ разсказывать.
— Тогда что было, заговорилъ онъ. Тогда на 50 палокъ и портокъ не снимали; а 150, 200, 300… на смерть запарывали.
Говорилъ онъ и съ отвращеніемъ, и съ ужасомъ и не безъ гордости о прежнемъ молодечествѣ.
— А ужъ палками — недѣли не проходило, чтобы не забивали на смерть человѣка или двухъ изъ полка. Нынче ужъ и не знаютъ, что такое палки, а тогда это словечко со рта не сходило. Палки, палки!.. У насъ и солдаты Николая Палкинымъ прозвали. Николай Павлычъ, а они говорятъ Николай Палкинъ. Такъ и пошло ему прозвище.
— Такъ вотъ, какъ вспомнишь про то время, продолжалъ старикъ, да вѣкъ то отжилъ — помирать надо, какъ вспомнишь, такъ и жутко станетъ. Много грѣха на душу принято. Дѣло подначальное было. Тебѣ всыпятъ 150 палокъ за солдата (отставной солдатъ былъ унтеръ-офицеръ и фельдфебель, теперь кандидатъ), а ты ему 200. У тебя не заживетъ отъ того, а ты его мучаешь — вотъ и грѣхъ.
