На другой день пришли съ страшнымъ человѣкомъ.[1] Но было поздно. Онъ умеръ своей смертью. Табунъ проходя шарахнулся и полетѣлъ.
- № 18.
Да, лучшее время своей жизни я провелъ у Серпуховского и онъ провелъ лучшее время своей жизни тогда, когда былъ со мной. ⟨Я любилъ его и нельзя было не любить его⟩. Тотъ обрюзглый старикъ, который сейчасъ поддакивалъ вашему хозяину и льстилъ ему, это былъ онъ, тотъ самый мой бывшій хозяинъ-красавецъ, счастливецъ, который никого не любилъ и котораго всѣ любили. Онъ не узналъ меня, потому что онъ человѣкъ, но я тотчасъ же узналъ его...... не его, а его трупъ, движущійся и ходящій на ногахъ. Не тотъ онъ былъ, когда 20 лѣтъ тому назадъ онъ поѣхалъ со мной на бѣгъ и смѣясь сталъ говорить, что онъ на Пѣгашѣ на своемъ объѣдетъ Атласнаго и пустилъ меня. Это было послѣднее блестящее наше время.
- № 19.
Но гость не слушалъ.
— Откуда у тебя эта лошадь? — повторялъ гость перемѣнившимся голосомъ.
Хозяинъ оглянулся.
— Какая?
Онъ съ удивленіемъ замѣтилъ, что гость его съ измѣнившимся лицомъ смотрѣлъ на пѣгаго мерина, на которомъ ѣхалъ табунщикъ, и гладилъ рукою его костлявую голову.
— Да что ты? Этотъ одеръ-то? Да ну, табунная лошадь какая то!
— [2]Нѣтъ, ей Богу, ну двѣ капли воды мой пѣгой. Ну двѣ капли воды мой Хлыстомѣръ, съ которымъ я въ 30-хъ годахъ видѣлъ столько горя и радости. — И онъ ласкалъ его рукой. Хлыстомѣръ вѣроятно узналъ стараго хозяина, онъ закрылъ лѣвый глазъ, глядѣлъ однимъ правымъ и на правомъ глазу вѣка его нервически дрожала. Табунъ отдалился въ это время. Отъ того ли, что онъ отдалился, или оттого, что Хлыстомѣръ узналъ хозяина, но онъ попробовалъ заржать, чего онъ уже давно не дѣлалъ.
— Видишь, узналъ! Постарѣли мы съ тобой, Хлыстомѣрушка! — грустно сказалъ гостъ и, шлепнувъ его большой рукой по крупу, пошелъ съ хозяиномъ разсматривать другихъ лошадей.
- ↑ Зачеркнуто: Он лежитъ. — Вытащить его.
- ↑ Зач.: Эта, — презрительно и грустно сказалъ гость. — Это лучшая лошадь въ Россіи. Это Хлыстомѣръ. Мой Хлыстомѣръ.
