теперь за нимъ ходить — только напугаешь, онъ и не ляжетъ».
А молодой мужикъ медвѣжатникъ спорилъ съ старикомъ и говорилъ, что обойти теперь можно. «По этому снѣгу», говорить, «медвѣдь далеко не уйдетъ, — медвѣдь жирный. Онъ нынче же ляжетъ. А не ляжетъ, такъ я его на лыжахъ догоню».
И товарищъ мой тоже не хотѣлъ теперь обходить и совѣтовалъ подождать.
Я и говорю: «Да что спорить. Вы дѣлайте какъ хотите, а я пойду съ Демьяномъ по слѣду. Обойдемъ — хорошо, не обойдемъ — все равно дѣлать нынче нечего, а еще не поздно».
Такъ и сдѣлали.
Товарищи пошли къ санямъ, да въ деревню, а мы съ Демьяномъ взяли съ собой хлѣба и остались въ лѣсу.
Какъ ушли всѣ отъ насъ, мы съ Демьяномъ осмотрѣли ружья, подоткнули шубы за пояса и пошли по слѣду.
Погода была хорошая: морозно и тихо. Но ходьба на лыжахъ была трудная: снѣгъ былъ глубокій и праховый. Осадки снѣга въ лѣсу не было, да еще снѣжокъ выпалъ наканунѣ, такъ что лыжи уходили въ снѣгъ на четверть, a гдѣ и больше.
Медвѣжій слѣдъ издалека былъ виденъ. Видно было, какъ шелъ медвѣдь, какъ мѣстами по брюхо проваливался и выворачивалъ снѣгъ. Мы шли сначала въ виду отъ слѣда, крупнымъ лѣсомъ; а потомъ, какъ пошелъ слѣдъ въ мелкій ельникъ, Демьянъ остановился. «Надо», говоритъ, «бросать слѣдъ. Должно быть здѣсь ляжетъ.
