есть только обобщение частностей. Ум человеческий тогда только понимает обобщение, когда он сам его сделал или проверил». Отсюда Толстой приходит к выводу, что «задача педагогии есть, следовательно, наведение ума на обобщение, предложение уму, в такое время и в такой форме, таких частностей, из которых легко делаются обобщения»[1] Это положение он распространяет и на методику составления учебных пособий для начальных школ.
«Искусство педагогии, — указывает Толстой, — есть выбор поразительнейших и удобнейших к обобщению частностей в области каждой науки и живейшим представлении их понятливейшим... Ребенок не требует понятливого, но требует живого, сильно действующего на воображение».[2]
На этом положении Толстой строит и свои учебные книги, подбирая соответствующий материал для чтения, увлекательным и динамичным содержанием которого автор вызывает у детей большой интерес. Художественность изложения и глубокое содержание произведений дают возможность самим учащимся делать необходимые образовательные или воспитательные выводы.
В 60-е и 70-е годы широко было распространено мнение, что образованием детей простого народа в селах и деревнях может заниматься каждый грамотный человек и для этого не нужны специальная подготовка и образование. Чему учить детей в начальной школе в этих условиях, решалось одним словом: «учить грамоте», то есть читать, писать, считать и «закону божию».
Толстой не удовлетворялся такой элементарной программой начальной школы. В журнале «Ясная Поляна» он в ряде своих статей выяснил всю сложность и трудность вопроса, чему и как учить детей.
Вместе с работой над учебниками для народных школ Толстой вновь, как и в 60-е годы, поднимает вопрос о необходимости повсеместного открытия школ, которыми распоряжался бы сам народ.
«Нужно предоставить народу свободу устраивать свои школы, как он хочет, и вмешиваться в самое дело устройства школ
