Там, прежде чем встретиться с адвокатом, он обращается к своему духовнику (варианты №№ 96 и 97, рук. № 40), советы которого однако его не успокаивают.
В период первоначальной работы над романом о пребывании Каренина в Москве рассказывается в варианте № 98 (рук. №41), в дальнейшем ходе работы никак не использованном. Здесь всё, что говорится не только о Каренине, но и об Облонских (Алабиных) и гостях на обеде у них и о разговорах во время обеда, не имеет ничего сходного с тем, что читается в окончательной редакции. Алексей Александрович, по приезде в Москву, отправляется в бедную квартиру Облонского (Алабина) во дворе пустынного переулка на Пресне. По дороге встреча с каждой нарядной молодой женщиной и особенно с мужчиной, чьим-нибудь мужем, или знакомым — доставляют ему страдание; радостные лица, попадающиеся ему по пути, заставляют его предаваться мрачным мыслям о тщете жизни.
Придя в дом Алабиных, Каренин застает Дарью Александровну зa уроком латыни с сыном. Вопрос Долли об Анне заставляет Алексея Александровича испытать глубокое волнение. Общение с несчастной Долли, неудовлетворенной жизнью с мужем и нравственно прекрасной в своей роли поглощенной семейными заботами матери, вызывает в Каренине мысли о его собственной судьбе — покинутого мужа, у которого разрушен семейный быт. Пользуясь тем, что застал ее одну, он делится с ней своими страданиями, сначала иносказательно, а затем прямо сообщая ей простыми, человеческими словами свою семейную драму. Ему было тридцать лет, а ей восемнадцать, когда они поженились. Через год у них родился сын. Затем прошло пять лет, и жена призналась ему, что она не любит его. В момент разговора с Долли Каренину, следовательно, тридцать шесть лет, а Анне — двадцать четыре, хотя в дальнейшем в том же варианте о Каренине говорится как о пожилом человеке. Долли старается убедить Каренина в том, что Анна не потеряна еще для него, но в душе Каренина вскипает — неожиданно для него — злоба против своей жены. Долли пытается его успокоить и предотвратить его семейную катастрофу: «Вы жалкий, вы добрый человек, — говорит она, — но вы неправы».
По просьбе Долли, Каренин остается обедать у Алабиных, хотя сначала решил было избежать этого. До обеда он проводит два часа с детьми, которые полюбили его. Основной темой беседы, ведущейся зa обедом, является неверность женщины в браке. Разговор происходит в связи с полемикой Дюма-сына с Жирарденом по вопросу о праве женщины на свободное распоряжение своим чувством в браке.[1] На первых порах
- ↑ А. Дюма-сын в 1871 г. выпустил книгу, озаглавленную «L'Homme-femme. Réponse а М. Henri d’Ideville». Она представляет собой ответ на статью Анри Идевиля, напечатанную в газете «Soir». С Дюма, в свою очередь полемизировал Жирарден (E. de Girardin) в книге «L'homme et la femme, l’homme suzerain, la femme vassale, réponse à l’Homme-femme de M. Dumas-fils» (Paris, 1872). О книге Дюма Толстой писал 1марта 1873 г. Т. А. Кузминской: «Прочла ли ты «L’Homme-femme»? Меня поразила эта книга. Нельзя ждать от француза такой высоты понимания брака и вообще отношения мужчины к женщине». Поводом для ответа Дюма Идевилю послужил нашумевший судебный процесс в связи с убийством мужем изменившей ему жены. Точка зрения Дюма-сына на брак — строго традиционная. Брак — освященное богом установление, в котором мужчина является как бы выразителем божественной воли, ответственным за судьбу женщины. Женщина — лишь орудие в руках мужчины, отражение его творческой силы. Брак конечной своей целью имеет усовершенствование человеческой жизни на основе высокого нравственного идеала. Женщину, нарушившую супружескую верность, мужчина — по мысли Дюма — должен стараться всеми мерами морального воздействия вернуть на путь целомудренной жизни, но если это оказывается невозможным, ее следует убить. На этой точке зрения из участников спора в печатаемом варианте стоит один из участников обеда у Алабиных — Равский. В окончательном тексте романа женский вопрос фигурирует в ряду других вопросов, по поводу которых ведутся споры за обедом у Облонских, причем речь в этом споре идет специально лишь о женском равноправии; тема же, затронутая в данном черновом варианте, позже более полно была развита Толстым в Крейцеровой сонате.
