Я обезпечу васъ, если мужъ васъ не приметъ». Она придумала себѣ эту ужасную фразу и, вообразивъ себѣ ее, упала на колѣни передъ диваномъ, передъ которымъ стояла, прижалась головой къ сидѣнью и зарыдала. Когда онъ вошелъ, она успѣла встать, отереть глаза и сѣсть къ столу съ книгой. Она едва удерживала новыя слезы при мысли, какъ она жалка, что должна лгать передъ нимъ.
Онъ вошелъ въ лѣтнемъ свѣтломъ платьѣ, съ слѣдами холостого обѣда на раскраснѣвшемся лицѣ, подошелъ и поцѣловалъ въ лобъ.
— Что же ты не пріѣхала? — Ее звали тоже, и онъ совѣтовалъ пріѣхать за нимъ. — Стива былъ тамъ.
— Не хотѣлось. Чтожъ, весело было? — сказала она спокойно.
— [1]Да, глупо. Какая то учительница Шведской Королевы плавала въ нанковомъ капотѣ. Ridicule.[2] Но обѣдъ прекрасный. Чтожъ и огня нѣтъ?
— Я тебя ждала.
— Анна, — сказалъ онъ съ веселой улыбкой, — за что ты на меня? Если я виноватъ, прости.
Онъ взялъ ея руку, цѣлуя и лаская.
— Ничего, ничего, — поспѣшно сказала она. — Нечего прощать. Все хорошо. Иногда мнѣ скучно,[3] но и давно пора уѣхать.
Онъ позвонилъ и велѣлъ подать чаю. И они, какъ въ первое счастливое время, любовно говорили и дѣлали планы. Но вдругъ зазвенѣла цѣпь, которая ихъ сковывала, и все испортилось. Разговаривая объ отъѣздѣ въ деревню, Анна предложила уложиться завтра и ѣхать послѣзавтра.
— Да нѣтъ, постой. Въ воскресенье мнѣ надо быть у maman, — сказалъ Вронскій, и Аннѣ показалось, что она замѣтила смущенье на его лицѣ.
Онъ всегда былъ смущенъ, когда при ней говорилъ про мать, которая не хотѣла принимать ее. Она вдругъ вспыхнула и отстранилась отъ него.
— Если такъ, то мы не уѣдемъ совсѣмъ, — сказала она.
— Да отчего же?
— А оттого, что не уѣдемъ. Если ѣхать, то ѣхать послѣзавтра. Развѣ ты не можешь поѣхать завтра?
— Да нѣтъ, она просила.....
— Я не поѣду въ воскресенье. Завтра или никогда.
— Анна, — укоризненно сказалъ Вронскій. — Зачѣмъ? Ну что это? Вѣдь это не имѣетъ смысла.
— Ты всѣмъ пожертвовалъ для меня, а не можешь...
