Итакъ, обѣщавшись въ 8 часовъ быть у графини Лидіи Ивановны, Степанъ Аркадьичъ простился съ Алексѣемъ Александровичемъ и вышелъ. Уже надѣвая шинель, онъ вспомнилъ про просьбу сестры повидать Сережу и зашелъ къ нему. Онъ поласкалъ мальчика, но былъ пораженъ его сконфуженностью. Мальчикъ хотѣлъ и не смѣлъ спросить дядю про мать.
Во французскомъ театрѣ, въ которомъ онъ засталъ послѣдній актъ, и потомъ у татаръ за шампанскимъ Степанъ Аркадьичъ отдышался немножко свойственнымъ ему воздухомъ и, все-таки никакъ не сообразивъ, очень ли умно или очень глупо то, что онъ видѣлъ, но стараясь не думать объ этомъ, пошелъ спать.
Къ радости и удивленію своему, онъ на другое утро получилъ отъ Алексѣя Александровича запечатанное письмо къ Аннѣ и записку, въ которой было сказано, что съ нынѣшняго же дня Алексѣй Александровичъ приступаетъ къ разводу.
Такъ какъ дѣла Степана Аркадьича не были еще кончены и онъ долженъ былъ оставаться въ Петербургѣ еще три дня, онъ послалъ письмо въ тотъ же день по почтѣ. Но на второй день онъ получилъ телеграмму изъ Москвы такого страшнаго содержанія, что, не дожидаясь конца дѣлъ, онъ тотчасъ же уѣхалъ.
Была уже вторая половина мая, а Вронской съ Анной не переѣзжали ни на дачу, ни въ деревню, а продолжали жить въ Москвѣ, хотя въ Москвѣ имъ дѣлать было нечего. Они не переѣзжали потому, что въ продолженіи всего послѣдняго мѣсяца у нихъ не было ни однаго мирнаго дня. Для того чтобы предпринять что-нибудь въ семейной жизни, необходимы или совершенный раздоръ между супругами, тогда воля-власть однаго рѣшаетъ за другаго и другой подчиняется, или любовное согласіе, подъ вліяніемъ котораго предпринимается общее дѣло. Когда же отношенія супруговъ неопредѣленны, нѣтъ ни того, ни другаго — дѣло ждетъ, пока разрѣшится положеніе, и все остается въ statu quo.[1] Многіе семьи по годамъ остаются на старыхъ мѣстахъ, постылыхъ обоимъ супругамъ, только потому, что нѣтъ ни полнаго раздора, ни согласія. Такъ было и съ Вронскими.
И Алексѣю Кириллычу и Аннѣ Московская жизнь въ жарѣ и пыли, когда солнце свѣтило по весеннему и всѣ деревья и кусты были въ листьяхъ и цвѣтахъ, была невыносима, и они прежде рѣшали уѣхать въ Воздвиженское тотчасъ послѣ Святой; но они продолжали жить въ Москвѣ потому, что уже
- ↑ [в прежнем положении. ]
