Онъ былъ дома, и Левинъ безъ доклада вошелъ къ нему въ нестолько роскошный и изящный, сколько доведенный до малѣйшихъ подробностей удобства и чистоты кабинета.
Львовъ въ домашнемъ сюртукѣ съ поясомъ, въ замшевыхъ ботинкахъ сидѣлъ на креслѣ и въ съ синими стеклами pince nez читалъ книгу, стоявшую на пюпитрѣ, осторожно держа нѣжнымъ пальцемъ прекрасной руки до половины испеплившую сигару.
Красивое, тонкое и молодое еще лицо его, которому курчавые, блестящіе, серебрянные волоса придавали еще болѣе породистое выраженіе, просіяло спокойной, радостной улыбкой.
Онъ не вставая протянулъ руку и заговорилъ по русски съ несколько французскимъ акцентомъ.
— Отлично! А я хотѣлъ къ вамъ посылать. Ну что Кити? Садитесь сюда, покойнѣе. — Онъ всталъ и придвинулъ качалку. — Откуда и куда?
Левинъ разсказалъ ему свое прошедшее посѣщеніе Котовасова и знакомство съ Летовымъ и предстоящую поѣздку въ университетъ.
Львова это очень интересовало. Онъ разспросилъ и сказалъ, что ему жалко, что онъ не можетъ слѣдить за всѣмъ этимъ.
— И потомъ мое образованіе слишкомъ недостаточно, — сказалъ онъ. — Мнѣ для воспитанія дѣтей нужно много освѣжить въ памяти и просто выучить. Вотъ я читаю, — онъ показалъ грамматику Буслаева, — требуютъ отъ Миши, а это такъ трудно, — и, напавъ на свою любимую тему воспитанія, на которую Левинъ любилъ наводить его, Левинъ разговорился по французски.
— Пойдемте теперь завтракать
— Очень хочу.
И они пошли въ столовую. Левинъ, какъ всегда, полюбовался прекрасными дѣтьми, позавтракалъ и обѣщалъ Львовой заѣхать за ней въ публичное засѣданіе любителей, чтобы съ ней вмѣстѣ оттуда ѣхать къ Николѣ Явленному — такъ они называли домъ Кити — обѣдать.
— Какія прелестныя дѣти, — сказалъ Левинъ выходя.
— Ахъ, не говорите. Это слишкомъ страшно. Все, что я желаю, — чтобы они были лучше меня. И это не много. А хороши? О, какъ это трудно быть хорошимъ.
— Кити мнѣ говорила что то переговорить съ вами объ Облонскомъ, — сказалъ Левинъ, когда Львовъ остановился провожать его.
— Да, да, maman хочетъ, чтобы мы, les beaux frères,[1] напали на него и дѣлали ему внушенія. Что можно сдѣлать? Да и какое я имѣю право? По праву дружбы — я согласенъ. Но проповѣдовать нравственность я не могу. Я самъ, можетъ быть, хуже
- ↑ [зятья,]
