— Я въ томъ духѣ, въ которомъ Кесарь сказалъ, что лодочка его не потонетъ, потому что онъ Кесарь, потому что онъ счастливъ. И я тоже. Прощай. Пришли мнѣ свой бинокль.
— А что отвѣтила Лидія Ивановна?
— Ничего, я послала къ нянѣ. Тушкевичъ a été trés gentil,[1] я не понимаю Бетси, но какъ знакомый....
— Такъ ты рѣшительно ѣдешь?
— Рѣшительно ѣду, — сказала она съ особеннымъ, непонятнымъ ему блескомъ блестя глазами, — и не сердись на меня. Отчего ты не смотришь на меня?
Онъ смотрѣлъ на нее. Онъ видѣлъ всю красоту ея лица, обнаженной шеи и рукъ. Но эта красота ея пугала его за нее.
— Я смотрю и вижу, — сказалъ онъ улыбаясь, — но не понимаю. — А впрочемъ, — вдругъ сказалъ онъ, подходя къ ней, — поѣдемъ. — И онъ поцѣловалъ ея руку.
«It was a failure,[2] — говорила себѣ Анна, возвращаясь изъ театра, гдѣ она не досидѣла 2-хъ актовъ. — It was a failure», почему то повторяла она себѣ.
Ничего не случилось. Но всѣ одинаково какъ будто не видали ее. Мущины же, которые подходили къ ней, что то пытались показать тѣмъ, что они подходятъ къ ней. Вронской подошелъ къ ней, но только тогда, когда она говорила съ Тушкевичемъ, остановивщись у рампы.
Свѣтъ теперь совершенно потухъ въ ея глазахъ, когда она снимала тяжелое платье.
Дома она нашла письмо Графини Лидіи Ивановны.
«Бездушная, фальшивая притворщица, — сказала она, разорвавъ ея письмо. — Завтра я поѣду къ нему, и мнѣ все равно, увижу ли я или не увижу Алексѣя Александровича», сказала она себѣ.
⟨Этотъ вечеръ Вронской долженъ былъ провести у брата, и она мучительно, страстно ждала его. Одно, что ей оставалось, — это была его любовь. И онъ не дорожилъ каждой минутой этой любви. Она ждала его, а онъ сидѣлъ теперь съ этой Лизой, которую онъ такъ высоко ставитъ. Она, вѣрно, влюблена въ него и заманиваетъ его.⟩
Приходъ кормилицы однако разбудилъ Анну отъ того столбняка, въ которомъ она находилась. Она ничего не говорила Вронскому о томъ, какъ и когда она намѣревалась увидать сына. Она скрыла отъ него письмо Лидіи Ивановны и хотѣла скрыть свою сегодничную поѣздку. Она боялась того, чтобы онъ узналъ про ея поѣздку, про ея чувства къ сыну, больше всего боялась, чтобы онъ не заговорилъ съ ней про это. Она
