тѣломъ, взялся за жаркое, глотая огромными кусками, какъ будто у него отнимутъ сейчасъ или что оттого, что онъ съѣстъ или не съѣстъ, зависитъ вся судьба его. Константинъ Левинъ смотрѣлъ на него и ужасался. «Да, вотъ онъ весь тутъ, — думалъ онъ. — Вотъ эта жадность ко всему — вотъ его погибель. Какъ онъ ѣстъ теперь эту спинку сухаго тетерева, такъ онъ все бралъ отъ жизни».
— Ну, да что говорить о другихъ. Ты что же дѣлаешь въ деревнѣ? — сказалъ Николай Левинъ. Онъ выпилъ еще водки, и лицо его стало менѣе мрачно. — Ну съ, Михаилъ Вакулычъ, прощайте. Приходите завтра, а я съ нимъ поболтаю, — сказалъ онъ адвокату и, вставъ, еще выпилъ водки и вышелъ съ нимъ за дверь.
— Что, вы давно съ братомъ? — спросилъ Константинъ Левинъ Марью, сидѣвшую у окна и курившую папиросу.
— Второй годъ, — сказала она вспыхнувъ и поторопилась сказать, откуда онъ взялъ ее. — Здоровье ихъ не хорошо, а вонъ все, — она показала глазами на водку.
И Константинъ Левинъ, не смотря на то, что онъ только нынче утромъ говорилъ, что для него нѣтъ падшихъ созданій, а с...., онъ почувствовалъ удовольствіе отъ того, что эта с..... чутьемъ поняла, что онъ любитъ брата, и какъ бы приняла его въ свои сообщники. Въ ней было такъ много простоты[1] и любви къ этому человѣку, что ему пріятно было съ нею понимать другъ друга.
— Что, съ моей женой знакомишься? Славная дѣвка, — сказалъ Николай Левинъ, ударивъ ее по плечу. — Ну, теперь мы одни. Разсказывай про себя. Не велятъ намъ наши умники признавать родство по роду, а я вотъ[2] тебя увидалъ, что то іокнуло. Выпей же. Въ этомъ не одна veritas,[3] а мудрость вся. Ну, разсказывай про себя, что ты дѣлаешь.
Константинъ Левинъ разсказалъ свои занятія хозяйствомъ, потомъ земствомъ и свои разочарованія. Николай Левинъ расхохотался дѣтскимъ смѣхомъ.
— Это хорошо. Это значитъ, что ты лгать не можешь. Вѣдь все это вранье, игрушки и перетасовка все того же самаго, самаго стараго и глупаго. Одинъ законъ руководитъ всѣмъ міромъ и всѣми людьми, пока будутъ люди. Сильнѣе ты другаго — убей его, ограбь, спрячь концы въ воду, и ты правъ, а тебя поймаютъ, тотъ правъ. Ограбить однаго нельзя, a цѣлый народъ, какъ нѣмцы французовъ, можно. И тотъ, кто видитъ это, чтобы пользоваться этимъ, тотъ негодяй, а тотъ, кто видитъ это и не пользуется, a смѣется, тотъ мудрецъ, и я мудрецъ.
- ↑ Зачеркнуто: смиренія
- ↑ Зач.: часы нынче послалъ Сергѣю, жалко, совѣстно какъ то, и вотъ
- ↑ [истина,]
