— Какой опытъ, столы вертѣть? И, извините меня, дамы и господа, но, по моему, въ колечко веселѣе играть, по крайней мѣрѣ есть смыслъ.
[1]Удашевъ посмотрѣлъ съ удивленьемъ на князя своими открытыми глазами и, чуть улыбнувшись, тотчасъ же заговорилъ съ Графиней Нордстонъ о предстоящемъ на будущей недѣлѣ большомъ балѣ.
— Я надѣюсь, что вы будете? — обратился онъ къ Кити.
Отпущенный старымъ Княземъ, Левинъ незамѣтно вышелъ, и послѣднее впечатлѣніе, вынесенное имъ изъ этаго вечера, было улыбающееся счастливое лицо Кити, отвѣчавшей[2] Удашеву на его вопросъ о балѣ.
На большой лѣстницѣ Левинъ встрѣтился съ Облонскимъ, входившимъ наверхъ.
— Чтожъ такъ рано, сказалъ Степанъ Аркадьичъ, хватая его за руку.
Левинъ нахмурился и, высвобождая схваченную Облонскимъ руку, сердито проговорилъ:
— Мнѣ нужно еще...
— Что же, что? — съ участіемъ проговорилъ по французски Облонскій.
[3]— Да ничего особеннаго. Я тороплюсь.....
Онъ не договорилъ, глотая что то оставшееся въ горлѣ, и сбѣжалъ съ лѣстницы.
[4]Удашевъ между тѣмъ, выѣхавъ въ 12 часовъ отъ Щербацкихъ съ тѣмъ выносимымъ всегда отъ нихъ пріятнымъ чувствомъ чистоты, свѣжести и невинности съ присоединеніемъ поэтическаго умиленія за свою любовь къ Кити и ея любовь, про которую онъ зналъ, — чувство, которое отчасти зависѣло и отъ того, что не курилъ цѣлый вечеръ, — закурилъ папиросу и, сѣвъ въ сани, задумался, куда ѣхать коротать вечеръ. Онъ стоялъ у Дюссо и, зайдя въ столовую, ужаснулся на видъ Туровцина, Игнатьева и Кульмана, ужинавщихъ тамъ.
«Нѣтъ, я не могу съ ними сидѣть нынче». Онъ чувствовалъ, что между имъ и Кити, хотя и ничего еще не было сказано,
- ↑ Зачеркнуто: Вронской
- ↑ Зач.: Вронскому
- ↑ Зач.: — Твоя жена — дурной пророкъ. Ну, прощай, надолго...
- ↑ Зач: Вронскій долго не спалъ, ходя взадъ и впередъ по небольшой занимаемой имъ комнатѣ въ огромномъ материнскомъ домѣ. «Надо, надо кончить эту жизнь. А то такъ скучно». На него находила тоска и уныніе и прежде; но теперь нашло еще съ большей силой, чѣмъ когда нибудь. И съ тоской соединялось чувство влеченія къ этой милой дѣвушкѣ съ ея маленькой головкой, такъ удивительно поставленной на тонкой шеѣ и прелестномъ станѣ, и тоска соединялась съ этимъ влеченіемъ. Ему хотѣлось плакать и любить и быть любимымъ. Надо было подумать и рѣшить.