Графиня Лидия Ивановна писала обыкновенно по две и по три записки в день Алексею Александровичу. Она любила этот процесс сообщения с ним, имеющий в себе элегантность и таинственность, каких не доставало в ее личных сношениях.
Поздравление кончалось. Уезжавшие, встречаясь, переговаривались о последней новости дня, вновь полученных наградах и перемещении важных служащих.
— Как бы графине Марье Борисовне — военное министерство, а начальником бы штаба княгиню Ватковскую, — говорил, обращаясь к высокой красавице фрейлине, спрашивавшей у него о перемещении, седой старичок в расшитом золотом мундире.
— А меня в адъютанты, — отвечала фрейлина улыбаясь.
— Вам уж есть назначение. Вас по духовному ведомству. И в помощники вам — Каренина.
— Здравствуйте, князь! — сказал старичок, пожимая руку подошедшему.
— Что вы про Каренина говорили? — сказал князь.
— Он и Путятов Александра Невского получили.
— Я думал, что у него уж есть.
— Нет. Вы взгляните на него, — сказал старичок, указывая расшитою шляпой на остановившегося в дверях залы с одним из влиятельных членов Государственного Совета Каренина в придворном мундире с новою красною лентою через плечо. — Счастлив и доволен, как медный грош, — прибавил он, останавливаясь, чтобы пожать руку атлетически сложенному красавцу камергеру.
— Нет, он постарел, — сказал камергер.
— От забот. Он теперь всё проекты пишет. Он теперь не отпустит несчастного, пока не изложит всё по пунктам.
— Как постарел? Il fait des passions.[1] Я думаю, графиня Лидия Ивановна ревнует его теперь к жене.
— Ну, что! Про графиню Лидию Ивановну, пожалуйста, не говорите дурного.
— Да разве это дурно, что она влюблена в Каренина?
- ↑ [Он имеет успех.]
