провести без нее. Ему необходимо было быть и говорить с кем-нибудь, чтобы не оставаться одному, чтоб обмануть время. Степан Аркадьич был бы для него самый приятный собеседник, но он ехал, как он говорил, на вечер, в действительности же в балет. Левин только успел сказать ему, что он счастлив и что он любит его и никогда, никогда не забудет того, что он для него сделал. Взгляд и улыбка Степана Аркадьича показали Левину, что он понимал как должно это чувство.
— Что ж, не пора умирать? — сказал Степан Аркадьич, с умилением пожимая руку Левина.
— Нннеет! — сказал Левин.
Дарья Александровна, прощаясь с ним, тоже как бы поздравила его, сказав:
— Как я рада, что вы встретились опять с Кити, надо дорожить старыми дружбами.
Но Левину неприятны были эти слова Дарьи Александровны. Она не могла понять, как всё это было высоко и недоступно ей, и она не должна была сметь упоминать об этом. Левин простился с ними, но, чтобы не оставаться одному, прицепился к своему брату.
— Ты куда едешь?
— Я в заседание.
— Ну, и я с тобой. Можно?
— Отчего же? поедем, — улыбаясь сказал Сергей Иванович. — Что с тобой нынче?
— Со мной? Со мной счастье! — сказал Левин, опуская окно кареты, в которой они ехали. — Ничего тебе? а то душно. Со мной счастье! Отчего ты не женился никогда?
Сергей Иванович улыбнулся. — Я очень рад, она, кажется, славная де... —начал было Сергей Иванович.
— Не говори, не говори, не говори!—закричал Левин, схватив его обеими руками за воротник его шубы и запахивая его. «Она славная девушка» были такие простые, низменные слова, столь несоответственные его чувству.
Сергей Иванович засмеялся веселым смехом, что с ним редко бывало.
— Ну, всё-таки можно сказать, что я очень рад этому.
— Это можно завтра, завтра, и больше ничего! Ничего, ничего, молчание! — сказал Левин и, запахнув его еще раз