— И такъ не повернешься, куда садиться-то. Проводи ее въ черную избу.
— Вотъ такъ мадамъ отъ Шальмѣ, сказалъ молодой лакей, указывая на пѣтушки на зипунѣ Тихоновны. И чулочки то и башмачки.
Онъ показывалъ на ея онучи и лапти — обновы для Москвы.
— Тебѣ бы, Параша, такъ.
— А въ черную, такъ въ черную. Пойдемъ, я тебѣ провожу.
И старикъ, воткнувъ шило, пошелъ съ ней и проводилъ ее въ другую избу. Къ Дьяконицѣ въ это время сбѣжались ея знакомыя, и М. Пим., поварова жена, повела ее къ себѣ. Тихоновна не только не обращала вниманія на то, что говорили вокругъ нея и про нее, но не видѣла и не слыхала. Она съ тѣхъ поръ, какъ вышла изъ дома была проникнута чувствомъ необходимости потрудиться для Бога, и другое чувство, она сама не знала, когда, западало ей въ душу — необходимость подать прошеніе. Уходя изъ чистой избы людской, она подошла къ Дьяконицѣ и сказала кланяясь: Объ дѣлу то объ моемъ, матушка Парамоновна, ты не забудь ради Христа. Спроси, нѣтъ ли человѣчка.
— А это чего старухѣ надо?
— Да вотъ обида есть, прошеніе ей люди присовѣтовали Царю подать.
— Прямо къ Царю ее и весть, сказалъ шутникъ лакей.
— Э, дура, вотъ дура-то неотесанная, сказалъ старикъ сапожникъ. Вотъ возьму тебѣ, колодкою отжучу, не погляжу на твой фракъ.
Лакей началъ браниться, но старикъ, не слушая его, увелъ Тихоновну въ черную. Въ черной, гдѣ тоже было много народа, кучера, конюха, Тихоновна сняла котомку, перебулась и не дожидаясь хотѣла закусить своего хлѣбца, но кухарка отрѣзала ей господскаго, горяченькаго и дала кваску. Поѣвши, Тихоновна, разговорилась съ старикомъ сапожникомъ и разсказала ему свою заботу. Старикъ обѣщалъ спросить у писца. И Тихоновна осталась ждать, пересучивая ниченки и разминая онучи. Она насмотрѣлась многаго невиданнаго ею въ эти три часа до господскаго обѣда.
Дьяконица была у старой Княгинѣ.
Изба черная была старая горница изъ крѣпкаго краснаго лѣса. Тихоновна смѣряла ее глазомъ и нашла, что она еще побольше будетъ ихъ новой избы, которую они поставили въ прошломъ году. И печь была большая и новая, видно, недавно смазана, и полы мощеные, но прибора въ избѣ не было. Полы грязные, палатей не было. Ни конничка, ни вѣшалки. Ничто
