Страница:L. N. Tolstoy. All in 90 volumes. Volume 17.pdf/297

Эта страница не была вычитана

Онъ оглядѣлъ и сани. Сани были хороши, его еще работы были кресла. Полозья были кленовые, новые, копылья дубовые, набиты ровно. Большакъ дѣлалъ. Торпище было новое, подоткнуто подъ сѣно.

* № 19.

Указъ Правительствующаго Сената, по которому, между прочимъ, предписывалось «особо начатое дѣло противъ крестьянъ села Излегощъ за недопущенiе землемѣра до утвержденія межи и за сдѣланіе прибывшимъ туда Земскому суду и губернскихъ дѣлъ стряпчему грубости оставить безъ дальнѣйшаго производства и подсудимыхъ, буде содержатся, освободить, сколько потому, что межеваніе, отъ коего возродилось сіе слѣдственное дѣло, найдено неправильнымъ, такъ и потому, что, если крестьяне за ослушаніе и подлинно заслуживали наказаніе, то оное можетъ быть имъ замѣнено долговременнымъ содержаніемъ подъ стражею».

Этотъ указъ дошелъ до Краснослободска, гдѣ содержались въ острогѣ 7 крестьянъ села Излегощъ только 6-го Марта 1824 года, тогда какъ онъ былъ подписанъ въ Петербургѣ 13 Ноября.

18 Марта 1824 подсудимые Михайла Кондрашевъ 52 лѣтъ, Ѳедоръ Рѣзунъ 45 лѣтъ, Петръ Осиповъ 34 лѣтъ и Василій Прохоровъ 29 лѣтъ были выпущены изъ острога.

Въ село Излегощи извѣстіе о выпускѣ мужиковъ дошло за недѣлю до ихъ выпуска, и родные на четырехъ саняхъ пріѣхали въ острогъ за своими хозяевами и привезли имъ рубахи, гостинцы и шубы: мужики посажены были въ острогъ лѣтомъ.

За Михаиломъ Кандрашевымъ пріѣхала его старуха и средній сынъ Карпъ. Михайла былъ изъ первыхъ мужиковъ въ селѣ. Не то, чтобы онъ былъ богатѣй, какъ голова и горчешникъ Сидоровъ. Тѣ настроили себѣ дома новые, большіе, имѣли самовары, принимали господъ и носили фабричнаго сукна кафтаны и сапоги. Но Михайла былъ мужикъ старинный, Одонья у него стояли немолоченные года за два и за три. Въ сусѣкѣ у него тоже бывало полно хлѣба; въ сараяхъ и въ амбарахъ всего было запасено: и ободья, и станы, и грядки, и полозья, и шерсть, и войлока, и кадки, и бочки. Онъ самъ былъ мастеръ — бондарь. И медъ всегда былъ отъ своихъ пчелъ. Лошади были у него свои доморощенныя, старой одной породы, все больше соврасыя. И у бабъ его сундуки были полны холстовъ и сукна бѣлаго и чернаго.[1] И въ домѣ у него былъ порядокъ. Онъ самъ былъ съ начальствомъ тихъ и робокъ, а въ семьѣ его боялись, хоть онъ не дрался и дурнымъ словомъ не бранился. Только была поговорка его: едрена палка.

  1. Зачеркнуто: Онъ 5 лѣтъ ходилъ старостой церковнымъ, вина не пилъ, ⟨мате⟩ дурнымъ словомъ не бранился и въ семьѣ былъ строгъ. Драться не дрался, а боялись его всѣ домашніе.
287