Самое раздѣленіе Вавилонской башней рода человѣческаго на народы и государства уже исключаетъ возможность совпаденія народнаго государственнаго добра съ добромъ общимъ. Между тѣмъ историки, пользуясь уже односторонне подготовленнымъ матерьяломъ, о которомъ говорено, дѣлаютъ тутъ еще[1] иногда невольную, иногда вольную ошибку, желая слить достоинство государственнаго народнаго дѣятеля съ достоинствомъ обще человѣческимъ, и для выраженія этаго незаконнаго сліянія употребляются извѣстныя слова, скрывающія обманъ. Слова эти: гражданская добродѣтель, святая любовь къ отечеству и самое употребительное: величіе.
Какъ въ первомъ случаѣ, ошибки логической, гдѣ дѣлается ложный выводъ о томъ, что, если есть власть, то и есть достоинство, я не отрицаю возможность достоинства при власти, но прошу различать, такъ и въ этихъ послѣдующихъ случаяхъ ошибокъ я ничего не отрицаю, но прошу различать. Я прошу помнить то, что, если для приближенныхъ Наполеона III[2] его правительство было благодѣтельно, и для нихъ онъ представлялся исполненнымъ добра, то это не доказываетъ, чтобы онъ имѣлъ достоинства, но, не признавая и не отрицая его достоинствъ, на этомъ основаніи мы должны смотрѣть на него только съ обще человѣческой точки зрѣнія — борьбы похоти и совѣсти.
Точно также я прошу помнить, что восхваленіе историками не отрицаетъ и не доказываетъ его.
По отношенію же къ историкамъ, сливающимъ въ одно достоинство дѣятеля государственнаго съ человѣкомъ, надо быть тѣмъ болѣе осторожнымъ, что дѣятельность государственная по существу своему большей частью противуположна требованіямъ совѣсти. И по тому, не отрицая заслугъ дѣятеля, какъ государственнаго слуги,[3] надо твердо помнить, что достоинство, какъ человѣка, всегда совершенно независимо отъ него. Я настаиваю на этомъ особенно по тому, что восхваленіе человѣка низкаго, какъ человѣка, и рядомъ ошибокъ мысли и ложной діалектики возставленіе такого лица на мѣсто идеала и обращика добра, не говоря о вредномъ вліяніи на общество, есть самое непростительное святотатство.
И такъ, совершенно отрѣшившись отъ тѣхъ, вслѣдствіе ряда заблужденій, ложныхъ представленiй[4] объ историческихъ дѣятеляхъ, я буду съ помощью Божьею описывать ихъ, когда они будутъ встрѣчаться въ моемъ разсказѣ такъ, какъ будто о нихъ не существуетъ никакого сужденія, только слѣдя въ нихъ за ихъ борьбой между похотью и совѣстью.
